Гранд-отель «Европа»

По Елене было видно, что она действительно очень переживает по данному поводу. Она сидела, расстроенная, на краю моей кровати, красивая девушка, светловолосая, как шопка, в широкой блузке и обтягивающих джинсах. Бутылочку балканского бренди из мини-бара она выпила залпом, запрокинув голову, и посмотрела на меня своими голубыми глазами, которые, как мне показалось при слабом освещении, слишком сильно блестели. Уж не плачет ли она?

Я подумал, что мне теперь надо встать с кресла и сесть рядом с ней на кровать с целью утешить. Робко и неуклюже я обниму ее за плечи, чтобы не показалось, будто под этим жестом я скрываю другие, менее целомудренные намерения, но она, с благодарностью улыбнувшись мне сквозь слезы, положит голову мне на плечо.

Стремясь скрыть замешательство, я поглажу ее по спине. Она не будет возражать.

Потом Елена поднимет голову, чтобы что-то сказать мне. Мы оба испугаемся, оттого что наши лица окажутся так близко друг к другу. Ее большие глаза блестят; я думать не думал ее поцеловать, честное слово, но это произойдет само собой, по логике вещей, точно так же, как два магнита, очутившись рядом друг с другом, слипаются с тихим щелчком. Возможно, это разрядка того напряжения, которое скопилось за вечер, или выполнение ее не выполненного несколькими часами раньше плана самообороны за воротами; вполне может быть, все это я уразумею, когда задним числом буду искать оправдание балету наши языков.

Моя рука тянется к ее блузке. Она не отодвигается, когда я прикасаюсь к ней. Более того, она прижимается грудью к моей сомневающейся ладони и вздыхает. Мои пальцы смелеют и расстегивают игриво пуговицу, после чего рука забирается внутрь в поисках ее тугого бюстгальтера. Она возится с моим ремнем на брюках, а потом нам вдруг надоедает неуклюже раздевать друг друга, точно мы два подростка. Мы встаем, и каждый раздевается сам как можно скорее, словно это соревнование. Испугавшись своей наготы, ныряем в кровать, тихонько хихикая из-за несомненной серьезности происходящего.

Клянусь, ваша честь, моя эрекция приблизилась к ее лобковой зоне на опасное расстояние по чистой случайности, хотя сама эрекция случайностью не была, ибо в роли corpus delicti выступала чрезвычайно привлекательная женщина. Позвольте мне, пожалуйста, подчеркнуть это ради протокола. Она была длинноногая и высокая, как жираф. У нее был изысканный грушевидный зад. Все ее тело покрывали нежнейшие светлые волоски, созданные для ласки, едва заметные, и гордые груди, как у сфинкса, круглые, крепкие, из лучшего каррарского мрамора. Не знаю, говорит ли это в мою пользу, но я готов признаться, что не мог избавиться от мысли о том, что передо мной первоклассный образец печально известного подвида «блондинка из восточного блока», и это еще более возбуждало меня.

Я вхожу в нее почти случайно. Оттого что этот твердый объект нам только мешал бы, я сую его внутрь, не задумываясь, в такое удобное местечко, которое случайно нашел рядом с объектом. Я осознаю, что занят сексом, когда уже им занят. Она переворачивает меня на спину и оказывается сверху. Пока я смотрю на ее упругую юную грудь, она, как диктатор, подчиняет меня своему упрямому ритму. Подобно тому как сентиментальный старый хрен без вариантов разражается слезами, услышав танцевальные звуки своей любимой музыки, так и у меня не остается вариантов. Но и после того как я извергаю семя в недра ее тела, она не останавливается. Впереди еще короткий бурный grande finale — и она кончает, эта наездница с моим членом внутри. А потом, когда мы лежим друг у друга в объятиях, словно два раненых зверя, я высказываю мысль, что ввиду обстоятельств нам, наверное, пора перейти на «ты».

Но всего этого не произошло. Я не встал с кресла и не сел рядом с Еленой на кровать, чтобы ее утешить. Я подумал о Клио — провалиться мне сквозь землю, если вру, — и меня захлестнула такая всепобеждающая уверенность в моей любви к ней, что захотелось избежать малейшей двусмысленности, не в последнюю очередь для самого себя. Я сам удивился. Знаю, что мое признание покажется сомнительным, но сделаю его: я впервые в жизни ради отсутствующей здесь и сейчас далекой возлюбленной сознательно упустил возможность восхитительного эротического приключения.

— Простите, Елена, — произнес я. — Я устал. Думаю, мне пора спать.

— Вы правы, мистер Пфейффер. У вас был тяжелый день.

Она встала, пожала мне руку и ушла.

Минут десять я сидел один у себя в номере, глядя перед собой. Бросилась в глаза яркая подсветка зданий в стиле барокко на той стороне кольцевой дороги. А ведь я Елену даже не поблагодарил, сообразил я. И вдруг испытал острое желание позвонить Клио.

Было уже поздно, но, скорее всего, она еще не спала. Мне хотелось рассказать ей, какую красивую девушку я только что отправил домой, оттого что так ее люблю. Хотел рассказать, что впервые в жизни люблю так сильно, что даже не изменяю. И хотел ее за это поблагодарить.