Но в самолете не было свободных мест, и мне пришлось сесть вплотную к англичанину, исключительно приветливому, но одетому черт знает как. Меня это раздражало. Такое соседство придавало моей исключительности иронический характер. Иллюзия моего особого статуса, необходимая для комфортабельного полета, стала смехотворной, оттого что я сидел плечом к плечу с ощипанным бройлером в носках из секонд-хенда. Я попытался сосредоточиться на чтении повести Джозефа Конрада «Сердце тьмы», которую перед отъездом скачал на айфон, но пока мистер Марлоу рассказывал о своем уважении к главному бухгалтеру компании по добыче слоновой кости, который, по его мнению, обладал настолько сильным характером, что даже после трех лет жизни среди безнадежной нищеты африканских джунглей всегда был одет с иголочки, ходил в безупречной накрахмаленной рубашке с белоснежными манжетами, легком пиджаке и галстуке, в начищенных ботинках и брюках с идеальными стрелками, я услышал, как мой сосед-англичанин захрапел в своем видавшем виды свитере неопределенного цвета. Он, видите ли, уснул. Ему-то что?! Я вздохнул. Голова англичанина опустилась мне на плечо. Командир экипажа объявил по радио, сколько нам еще лететь.
В начале «Сердца тьмы» рассказчик уверяет, что большинство мореплавателей ведут оседлый образ жизни. Их дом — судно, их родина — море. Когда они сходят на берег, им оказывается достаточно один раз прогуляться по набережной, засунув руки в карманы, чтобы постичь тайну целого континента, и обычно мореплаватель приходит к тому заключению, что эту тайну не стоило открывать. У окружающих меня воздухоплавателей менталитет был ровно противоположным. Для этих путешественников самого путешествия не существовало в том смысле, что для них перемещение в пространстве было сокращено до непродолжительной, лишенной всякого смысла паузы между отправлением и прибытием, паузы, которую они заполняют ворчанием, снеками из пакетиков и сном. Их, пребывающих в блаженном неведении относительно азимута, долготы и широты, просто телепортируют от гейта к гейту. Для них все места назначения кажутся равноудаленными, ибо находятся на расстоянии одного полета, иногда чуть более долгого, иногда покороче. Для моих нынешних спутников важно лишь место назначения, а не само путешествие. Достигнув цели путешествия, они, не теряя времени, примутся обходить по списку достопримечательности, отмечая увиденное галочками, точно религиозные фанатики, ослепленные ожиданием блаженства.
Они лелеют надежду, что таким способом сумеют поймать смутное воспоминание о чем-то аутентичном, о том, что дома ускользнуло от них между стиральной машиной и вечеринкой на работе в конце недели. Обливаясь потом, они будут бегать по набережным и молить Бога о том, чтобы им открылись хоть какие-то тайны, еще существующие в этом месте назначения, которое взирает на них с безразличием и качает головой, прежде чем втюхать им зеркала и бусы.
Хотя, возможно, все совсем не так. С неменьшим основанием можно утверждать, что мои спутники ничем не отличаются от конрадовских матросов с их оседлым образом жизни. Поскольку мои спутники не знают, что такое путешествие, и, расположившись в самолетном кресле, просто сидят и ждут, когда их доставят в другой аэропорт; для них фактически нет расстояния между повседневными заботами и далью, между своим собственным и чужим, между стереотипными представлениями и сомнениями.
В результате, куда бы они ни прилетели, они окажутся там же, откуда уехали. Увидят точно то же самое, что собирались увидеть. А если они этого не увидят, то пусть турбюро ждет от них жалобы. Они хотели увидеть подтверждение своим представлениям о дальней стране. И ничего другого. Это стало бы доказательством, что отпуск удался на славу. Вот смотрите. Предположим, они увидят, что обитатели этой дивной южной страны вовсе не гуляют дни напролет без дела, просто наслаждаясь жизнью, а трудятся в поте лица, создавая валовой внутренний продукт. Прибывшие с севера туристы не захотят это видеть, а то их отпуск, считайте, провалился. Или предположим, что в этой далекой таинственной стране на Востоке уже не увидишь живописной бедности — наоборот, теперь там крепкая, хорошо организованная экономика, работающая более эффективно, чем в стране, откуда приехал турист. Во избежание экзистенциального кризиса наш европеец закроет глаза. Он ведь рассчитывал прогуляться по набережной, засунув руки в карманы, чтобы увидеть подтверждение своего превосходства. Они также ведут оседлый образ жизни, потому что место назначения для них неважно. Их цель — перемещение с одного места в другое само по себе. Разреженная атмосфера — их среда обитания, они не ищут ничего, кроме предсказуемости аэропортов, которые, с неизменно сверкающими залами прибытия и вылета, отличаются один от другого разве что названием. Хотя, возможно, дело обстоит как-то иначе.