Гранд-отель «Европа»

— Да, чрезвычайно досадно. Надеюсь, вы простите меня за то, что я не вправе оставлять за порогом подобных субъектов. Однако могу вас успокоить: этот дежурный инспектор — весьма образованный и культурный человек, к тому же в том возрасте, когда появляется склонность к снисходительности. Он пожаловал сегодня утром. Когда я честно сказал ему, что вас нет, и предложил зайти в другой день, он выразил желание вас дождаться. Сейчас он в бывшей Китайской комнате.

— Сегодня утром? — удивился я. — Во сколько? Он сказал, о чем идет речь?

— Да, боюсь, это довольно деликатный вопрос. Я бы посоветовал вам для начала освежиться, переодеться, съесть суп, передохнуть, а потом я провожу вас в бывшую Китайскую комнату.

— Я потороплюсь, — заверил его я. — Чем быстрее мы с этим разберемся, тем лучше.

— Спасибо. Я знал, что могу на вас положиться.

Мы проследовали внутрь через главный вход.

— Кстати, — сказал Монтебелло, — наши американские гости сегодня утром уехали. Мне показалось, вы захотите об этом узнать.

2

Я принимал душ как одержимый. Вряд ли можно было надеяться на то, что столь тщательное мытье разрешит ситуацию. Но по крайней мере, не усугубит. Мне нужно было подумать. Выиграть время. В любом случае в моем распоряжении по-прежнему было скрепленное подписью заявление. Я проверил. Документ лежал там, где я его оставил, — на секретере. Вернувшись с прогулки, я несколько раз внимательно его перечитал, после чего во избежание паники положил на прежнее место.

Я убеждал себя, что на самом деле повода для паники нет. С юридической точки зрения к документу не придерешься. Черным по белому в нем указан факт совершеннолетия, дано прямое согласие на все имевшие место действия и даже включена оговорка о том, что заявление составлено в здравом уме и твердой памяти, с датой и подписью — все как положено.

Факт прибытия полиции мог означать две вещи: либо под сомнение ставилось добровольное согласие, либо проблема заключалась в возрасте. Первое, пожалуй, еще можно было себе представить, учитывая разницу в возрасте, весовых категориях и тому подобном, но тогда полиции пришлось бы изрядно потрудиться, чтобы собрать доказательства. Свидетелей у них не было, а я мог предъявить им заявление. Кроме того, уж если кто кого и изнасиловал, так это был не я. Если она все-таки утаила свой возраст, подписанный ею документ все равно позволил бы мне разыгрывать невинность. Нет, я не проверил ее паспорт, но ведь существует же такое понятие, как bona fides, или вера в честность намерений?

Она что-то говорила про возраст. Что именно? Что правдивость ее заявления не имеет значения — главное, что оно у меня на руках. Секундочку. Без паники. Эти слова действительно можно было расценить как полупризнание или по меньшей мере как явное указание на фиктивность ее самопровозглашенного совершеннолетия. Эти слова вполне можно было бы использовать против меня. Спокойно, Илья, ведь никто, кроме тебя, их не слышал.

Выйдя из душа, я умастил себя разными видами дневных кремов. Угораздило же так вляпаться. Нет, не стоит себя накручивать. Все под контролем. У блюстителей закона на меня ничего нет. Впрочем, дело не только в законе. Под угрозой моя репутация. Ведь до сих пор я почивал на лаврах писательского успеха и был видной общественной фигурой, в первую очередь у себя на родине. Если пресса прознает о том, что меня подозревают в сексе с несовершеннолетней девушкой в захолустной зарубежной гостинице, разразится скандал. И пусть впоследствии меня хоть сто раз оправдают, мне уже никогда не удастся смыть со своего имени это темное пятно, которое охотно, старательно и долго будут размазывать мои многочисленные завистники. Я должен любой ценой предотвратить подобный ход событий. Уже сейчас следует разработать медийную стратегию и молниеносно отреагировать на малейшие подозрения, ведь стоит только поползти слухам, как их уже не остановить.

Я мог бы, к примеру, признаться, поставив на образ свободолюбивого художника. В конце концов, я поэт, а не политик от христианско-демократической партии. Можно было бы даже слегка сгустить краски, раскрыв несколько пикантных подробностей и приняв позу самонадеянного представителя богемы, для которого вся эта истории — всего лишь колоритная страница в автобиографии. Это была бы лучшая стратегия, однако в последнее время секс с несовершеннолетними не слишком приветствовался общественным мнением и слегка вышел из моды.

Нет, лучше незамедлительно перейти в контрнаступление: категорическое отрицание, обвинение в клевете и все такое прочее. А что дальше? Современный медийный климат настолько развращен, что у фактической и юридической правды нет ни единого шанса взять верх над «клубничкой».