Гранд-отель «Европа»

— Двадцать три человека. Я только что расселил последнюю партию.

— Возрождение былого величия гранд-отеля «Европа».

— Заполняемость гостиницы можно оценивать как количественно, так и качественно, — произнес Монтебелло, — но не мне об этом судить. Я убежден, что вы знаете дорогу, однако позвольте все-таки проводить вас в наш новый традиционный английский паб. После ремонта это пространство, на мой профессиональный взгляд, обещало стать самым тихим местом в отеле. Поэтому я и предложил инспектору подождать вас именно там. Вынужден, однако, признать, что я ошибся. Некоторые из наших китайских гостей уже расположились там в свое удовольствие. Они в восторге. Теперь я понимаю, почему господин Ванг, без сомнения знавший о приезде своих соотечественников, так торопился с ремонтом. Полагаю, уместнее перенести вашу встречу в другое помещение.

— Спасибо, — сказал я, — учитывая деликатность вопроса, некоторая степень уединения нам бы не помешала. С другой стороны, не думаю, что присутствие в пределах слышимости гостей, говорящих исключительно на китайском, составит непреодолимую проблему.

— Воля ваша, — сказал Монтебелло.

Мне еще не довелось увидеть преображение Китайской комнаты, но мое представление об английском пабе совпало с тем, что открылось моему взору. Даже в Англии было бы трудно отыскать паб, походивший на английский больше, чем этот. Фрески девятнадцатого века в восточном стиле, которые, впрочем, никогда меня особенно не пленяли, были заклеены аляповатыми обоями в цветочек. На давешний паркет уложено откровенно безвкусное напольное покрытие, повсюду обустроены уютные ниши с плюшевыми диванами. Среди развешанных на стенах цветных изображений скаковых лошадей и породистых собак вполне вписалась бы фотография ее величества Елизаветы II в рамке. В углу, на консоли, где раньше стояла китайская ваза, была размещена копия красной лондонской телефонной будки.

В нишах, попивая чай, расслаблялись китайцы. За центральным столиком в глубине паба сидел пожилой седовласый господин в темно-сером костюме-тройке в тонкую полоску. Цепочка выдавала наличие карманных часов в кармане жилета. Его вполне можно было бы принять за элемент антуража, но, увидев меня, он поднялся, поздоровался, поблагодарил за приход и представился инспектором. Я извинился за то, что заставил его ждать. Отмахнувшись от моих извинений, он пригласил меня сесть. Монтебелло поинтересовался, чем может быть нам полезным. Инспектор попросил чая, а я — двойной эспрессо. Выполнив наши заказы, мажордом удалился.

— «Россо ди Искья», — констатировал инспектор. — Давненько я не слышал этот запах. Весьма изысканный. Мои комплименты.

На столе перед ним лежала папка, не очень толстая, но и не тонкая. Приблизительно полсантиметра толщиной. То, что дело о предполагаемом преступлении, произошедшем менее суток тому назад, успело обрасти таким количеством инкриминирующего материала, удивило меня и встревожило.

Я спросил инспектора, что могу для него сделать.

— Заранее прошу меня извинить, — сказал он, — за то, что вынужден обсудить с вами вопрос, которым предпочел бы не заниматься.

По крайней мере, начал он стильно. Я понимающе кивнул.

— В своей профессии я порой сталкиваюсь с ситуациями, когда закон требует от меня действий, а мне кажется, что предпочтительнее закрыть глаза и не вмешиваться. Это одна из таких ситуаций.

— Вы служитель закона, — заметил я, — а закон на то и закон, что применяется ко всем одинаково.

Из стратегических соображений я был настроен на максимальное сотрудничество со стражем порядка.

— Вы совершенно правы, — согласился он. — Только в данном случае вопрос крайне щекотливый, поскольку касается несовершеннолетнего лица.

Ну вот. Так я и знал. Ладно, я ведь был к этому готов. Я нащупал документ во внутреннем кармане.

— В этом деле упомянуто ваше имя, — продолжал он.

Он изящно захлопнул ловушку, но я увидел лазейку, чтобы получить необходимую мне информацию.

— Могу ли я поинтересоваться, кто назвал мое имя? — спросил я.

— Само это лицо, — ответил он.

Пусть подобный ход событий и не должен был меня удивить, но я вздрогнул от негодования. Мемфис обратилась в полицию, а значит, намеренно заманила меня в западню. Мой гнев по поводу собственной наивности смешивался с горьким разочарованием, вызванным тем огорчительным выводом, что остатки сладких воспоминаний о прошлой ночи были плодом коварного притворства.

— Возможно, вы почувствуете себя более комфортно, — сказал инспектор, — если узнаете, что наша с вами беседа происходит по просьбе Абдула.

— Абдула?

— Абдула. Коридорного в этом великолепном отеле. Если не ошибаюсь, вы с ним в некоторой степени дружны.

— Разумеется, я знаю, кто такой Абдул, — сказал я.

Только при чем тут Абдул?

— По его мнению, вы могли бы помочь разобраться в этом деле, — сказал инспектор. — Я поддержал эту мысль. И вот мы с вами здесь.

— Так речь идет об Абдуле? — уточнил я.

— Я думал, вам это известно, — ответил он. — О ком же еще?

Я рассмеялся. Совершенно не к месту, но я не смог сдержаться.