Гранд-отель «Европа»

— Простите, — сказал я. — Я что-то плохо соображаю сегодня. Неважно спал прошлой ночью. Конечно, речь об Абдуле, которого я определенно считаю своим другом. И сгораю от любопытства узнать, чем именно могу ему помочь.

— Как я уже упомянул, это довольно неприятная история, — продолжил инспектор. — Вам, вероятно, известно, что Абдул пребывает в статусе просителя убежища. Поскольку он несовершеннолетний, господин Монтебелло выступает его опекуном. Однако для получения вида на жительство этого, к сожалению, недостаточно. Абдул должен быть признан политическим беженцем, что обеспечит ему вид на жительство на гуманитарных основаниях. В настоящий момент его дело рассматривается. В папке все документы по этому делу. Должен сказать, что у Абдула есть все шансы на успех. На основании этих документов ему должны предоставить убежище, однако недавно возникли сомнения относительно истории его миграции.

— Он рассказал мне свою историю, — заметил я.

— Вот именно, — сказал инспектор. — Абдул мне об этом сообщил. Более того, он утверждает, что вы даже ее записали. Это правда?

— Верно, — подтвердил я, — его рассказ произвел на меня такое впечатление, что я записал его с намерением использовать для будущей книги.

— Вы как-нибудь изменили или адаптировали историю Абдула сообразно своим литературным стандартам?

— Нет. Когда-то, наверное, так и сделаю, в зависимости от контекста, в который захочу ее вписать.

— Разумеется, — кивнул инспектор.

— Пока что я записал историю Абдула точно так, как он мне ее поведал. Даже попытался сохранить ритм и тембр его голоса, насколько это возможно на бумаге.

— В таком случае вы окажете нам с Абдулом большую услугу, если позволите мне прочесть свои записи.

4

По возвращении в номер меня так и подмывало совершить какое-нибудь безумство: закричать во весь голос от радости, например, или станцевать. Я зашел в ванную комнату, посмотрел на себя в габаритное зеркало в позолоченной раме и медленно покачал головой. Отражение в зеркале красноречиво улыбнулось в ответ. Помимо облегчения оттого, что мне насилу удалось избежать судебного преследования, и веселья по поводу собственного простодушия, которому я на мгновение позволил себя испугать, я испытал бесстыдное возбуждение от осознания того, что прошлая ночь все-таки не была обманом. Теперь, когда мой грех больше не считался преступлением или, по крайней мере, не считался таковым официально, сам я задним числом тоже не казался себе таким уж великим грешником. Отражение в зеркале молча согласилось с этой мыслью.

Устроившись за письменным столом, я открыл макбук и скопировал на флешку файл с рассказом Абдула. После чего распечатал документ на старом принтере в помещении для персонала, обойдясь без помощи Монтебелло, который явно лучше разбирался в антимакассарах, нежели в компьютерах. Инспектор внимательно изучил мои записи.

— Разумеется, это лишь первая, неотредактированная версия, — сказал я.

— Понимаю, — ответил он.

И еще раз прочитал рассказ с начала до конца.

— Какое наслаждение, — произнес он наконец, — увидеть после сухой служебной прозы достойное повествование. С точки зрения содержания эта версия сходится с подробностями рассказа Абдула, с меньшим чувством стиля законспектированного в свое время одним из чиновников.

— Рад, что смог внести вклад в устранение сомнений относительно прошлого Абдула.

— К сожалению, это поспешный вывод, — возразил инспектор. — Поскольку ваш рассказ стилистически ближе к разговорному языку юноши и не испорчен официальным жаргоном, я тем более вынужден сомневаться в подлинности этой истории.

— Не понимаю, что вы имеете в виду, — удивился я.

Нагнувшись, инспектор достал книгу из портфеля, стоявшего рядом на новом уродливом полу.

— Вы, несомненно, знакомы с этим шедевром европейской литературы, — сказал он.

Раскрыв книгу, я взглянул на титульный лист.

— Этого перевода я не читал, — признался я, — но вы совершенно правильно исходите из того, что «Энеида» Вергилия мне известна.

— Между рассказом Абдула, записанным вами и сотрудником иммиграционной службы независимо друг от друга, и фрагментами из этой книги прослеживается изрядное сходство.

Я рассмеялся.

— Уверен, что это совпадение.