Гранд-отель «Европа»

Она проигнорировала мой вопрос.

— Да нет же! — продолжала она свои рассуждения. — Неужели я правда такая дура или только притворяюсь? Все, конечно, намного проще. Связь с епископом может пригодиться или, во всяком случае, не помешает, но вообще-то можно обойтись и без нее. Что я только сейчас сказала? В то время, когда Маркантонио Дориа занимал должность посла Генуэзской республики в Неаполитанском королевстве, Деодато Джентиле, будучи представителем генуэзской знати, служил папским нунцием при неаполитанском дворе. Они не могли не знать друг друга. Два высших сановника из Генуи родом из дружественных благородных семейств, противостоявшие неаполитанскому хаосу. Вероятно, они дружили. Представим, что Деодато Джентиле попросил своего друга Маркантонио Дориа посоветовать ему, где спрятать ценную картину. Что мог предложить тот? А? Я тебе скажу. Видишь Портовенере, там, на берегу? Видишь тот форт над городом, высоко на холме? Знаешь, как он называется? Замок Дориа. Его построило семейство Дориа. Пока Деодато Джентиле размышлял, куда девать картину, строительство как раз закончилось. Более безопасного места, чем этот форт, и не придумаешь: у рыбацкой деревеньки на краю генуэзских владений, вдали от любопытных глаз знатоков искусства, в неприступной крепости, только что построенной по самым последним методам и хорошо охраняемой. Ну вот, теперь твоя очередь.

Я сказал, что впечатлен, но она не услышала, потому что вспомнила кое-что еще более важное.

— А если забыть об их дружбе, почему Деодато Джентиле обратился за советом по поводу картины Караваджо именно к Маркантонио Дориа? Да потому, что Маркантонио любил живопись. Он был страстным коллекционером. Водил личное знакомство с Караваджо и заказал ему портрет святой Урсулы. Если не ошибаюсь, недавно в архивах было найдено письмо об этом. Оно должно быть где-то здесь.

Ее пальцы заскользили по экрану айфона, будто гоняясь за зомби из прошлого в стремительной игре-стрелялке. Щеки ее порозовели. Ничто так не разжигало мою любовь к ней, как воодушевление, с которым она играла в придуманную нами игру.

— Нашла! Так, сейчас будет интересно. Скажу тебе, что за письмо такое. Это письмо Ланфранко Масса, написанное им 11 мая 1610 года Маркантонио Дориа. Найдено в государственном архиве Неаполя среди бумаг Дориа д’Ангри, часть вторая, fascicolo[35] № 290, отдельные листы под номерами 9 и 10. Записываешь? Не хочу, чтобы твои читатели решили, что мы тут просто сидим и выдумываем. Все, что мы говорим, — правда. Пусть сами проверят. Вот нужный нам отрывок. Цитирую: «Намеревался на сей неделе послать вам портрет святой Урсулы, — пишет Ланфранко Масса. — Вчерашним вечером, дабы увериться в том, что краска высохла перед дорогой, я положил картину на солнце, но оттого краска потрескалась малую толику. Прежде чем отправить вам полотно, думаю справиться о порче у Караваджо. Синьор Дамиано лицезрел картину и был весьма впечатлен, как и все, кому я ее показывал». А в конце письма, там, где бумага, к сожалению, повреждена, Масса упоминает другую картину Кар — многоточие, — которую он должен подготовить к отправке. Он добавляет, что этот Кар — друг Маркантонио. Теоретически речь может идти о художнике Баттистелло Караччоло, тоже работавшем в Неаполе в то время. Но судя по контексту, более вероятно, что Масса говорит о другом холсте Караваджо. Вот она, наша картина, Илья.

— Но выходит: Караваджо тогда еще был жив.

— Ему недолго оставалось. Письмо, в котором Деодато Джентиле сообщает Шипионе Боргезе о смерти Караваджо, датировано 29 июля 1610 года, двумя месяцами позже. Заговор требует подготовки. Нужно было написать в Рим и на Мальту. Почта в те времена работала медленно. Убийцы должны были добраться до Неаполя. Дождаться подходящего момента. Судя по всему, Деодато Джентиле все приготовил еще в мае 1610 года. Он уже связался с Маркантонио Дориа, чтобы организовать перевозку картины, которую собирался присвоить, в Портовенере с помощью Ланфранко Масса, агента Дориа. Доказательство тому — это письмо. Вдобавок после «Святой Урсулы» не появилось никакой другой картины Караваджо, которую можно было бы переправить на север. Это должна быть «Мария Магдалина». Другого варианта нет.

— Маркантонио Дориа был коллекционером? — спросил я.

— Одним из крупнейших. Настоящим знатоком. Он, по сути, превратил свой дворец в академию и мастерскую для многих художников, которых знал лично.

— А Деодато Джентиле?

— Нет, он — нет. Это не поклонник муз. Он был инквизитором, человеком, который решает проблемы.

— То есть им двигала алчность, — заключил я, — а Маркантонио Дориа, скорее всего, действительно жаждал заполучить эту картину в свою коллекцию.

— О да, он был готов за нее убить.

— Учитывая тот факт, что нужда в убийстве отпала, он, вероятно, попросту за нее заплатил.