Грандиозная заря

Вдруг тишину леса нарушил приближающийся гул мотора. Нин поднялась на ноги и прислушалась. Да, так и есть: по дороге ехала машина. Возможно, грузовик?

Нин подумала, не пробежать ли обратно вниз по насыпи и не спрятаться ли за деревьями, но всё-таки решила остаться на обочине, усталая, босая и с мокрыми волосами. А что, если какой-нибудь местный тип остановится, чтобы подвезти её на своём тракторе до ближайшей деревни, как подвезли её мать тридцать лет назад? А что, если она сейчас возьмёт и убежит от всех, как Роз-Эме когда-то?

Машина вдруг резко вынырнула из-за деревьев, и это был не трактор. И не грузовик. Скорее, что-то вроде танка цвета старой железяки, старомодное немецкое корыто с вмятинами там и сям, которое загрязняет атмосферу с конца двадцатого века. При виде этой знакомой развалюхи сердце девушки запело от радости.

Все окна в машине были открыты, и Титания Карельман остановила «опель» прямо перед Нин. Не снимая рук с руля, посмотрела на дочь и молча улыбнулась.

Нин прикусила губу и взмахнула в воздухе телефоном:

— Представляешь? Он правда водонепроницаемый!

Девушка открыла дверь и уселась в мокрых шортах рядом с матерью. На заднем сиденье она успела заметить обе их дорожные сумки.

— Чего нельзя сказать о нашей лодке, — заметила Титания. — Кажется, я угробила кроссовки.

Нин заглянула под приборную панель и поперхнулась от смеха, увидев белые кроссовки, вымазанные илом.

— Если хочешь, можем поехать в Париж прямо сейчас, — предложила Титания.

— В смысле… Прямо сейчас?

— Если хочешь — да.

Двигатель «опеля» работал вхолостую и покашливал. Перед лобовым стеклом в солнечном луче, проникающем сквозь листву, роилась мошкара. Нин прижалась лбом к стеклу и посмотрела на озеро, небо, деревья. С этого места дом невозможно было обнаружить. Бабушка выбрала отличное укрытие.

— Я немного проголодалась, — наконец сказала девушка. — Как думаешь, Роз-Эме согласится сделать мне суп из тапиоки, тартинки с тунцом-и-помидорами и перчёные сухарики?

Так и не двигаясь с места, крепко сжимая руль в руках, Титания Карельман почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Она сглотнула.

— Думаю, с радостью согласится.

Нин вздохнула, прижалась к матери и положила голову ей на плечо.

— Ты всё-таки была права.

— Что решила привезти тебя сюда?

— Да.

— Даже несмотря на пропущенный праздник в лицее?

— Это ведь не последний праздник, правда?

Лицо Титании озарилось улыбкой. Она включила первую скорость, и машина тронулась с места.

— Развернёмся на развилке на Сен-Совер и Бомон.

Машина покатилась между елей. Нин попыталась привести в порядок волосы, которые пахли озером и илом. Чтобы распутать их окончательно, времени понадобится очень-очень много, она это знала. Но пока девушка испытала приятное чувство, похожее на то, которое охватило её, когда она впервые поднялась на пьедестал: особая гордость, которая наполняет лёгкостью и верой в то, что завтра всё будет хорошо. Так, может быть, вот оно — её наследство? Эта самая сила жизни? Отчаянная уверенность, что она справится — всегда и везде? Как её мать? Как бабушка?

— Как ты думаешь, Окто сможет сделать мне пригласительные на следующий концерт? — спросила она. — А как думаешь, Орион сможет отрегулировать красный «Эльетт» под меня, чтобы я попробовала на нём прокатиться? А как думаешь, если нырнуть с маской, можно обнаружить на дне обломки «панара»? А как думаешь, Барнабе до сих пор в тебя влюблён? Вот было бы классно, представляешь: отчим — гитарист из Sign of…!

Титания расхохоталась, продолжая вести машину по петляющей лесной дороге.

Где-то там, укрытые в высокой траве, сушили на солнце перья две белые цапли. Стоял конец июня. Начинался новый прекрасный день.