Грани

Куда бы ни шёл пингвин на Южном полюсе, он всегда идёт только на Север. Вперёд и вперёд. Есть вещи, с которыми мы ничего не можем поделать. Никто не знает, как выбираем свой путь, как становимся теми, кто мы есть. Тебе тоже нужно уехать на Север. Туда, где царит безмолвие льдов, и даже ветру не за что зацепиться. Абсолютная тишина, абсолютное счастье, совершенная музыка.

– Изольда, ты услышишь пение китов. Лучшее из того, что мне удастся сыграть.

 И снова: человек никогда не остаётся один. Их сотни, таких же отравленных городами мечтателей, они бегут на экватор, в Гималаи, на Северный и Южный полюса Земли. Тибетские «лагеря молчания» разрастаются по всей планете. Восток очищает Запад.

«Несколько недель тишины – главное приключение вашей жизни. Вы обретёте себя, а значит весь мир», – слоганы в рекламных проспектах.

«В лагере запрещено разговаривать вслух и шуметь», – строгие пункты в памятке для туристов. 

Ты продал рояль и всю мебель, сдал квартиру в столице на неопределенный срок. Это цена билета на атомный ледокол из Мурманска в Арктику. Тишина стоит дорого. Одержимые не торгуются. Твой Север, где везде вокруг будет Юг. Дрейфующие льды – живые, как океан Солярис. Космические звуки Луны. Ты играешь на крышке стола, как на рояле, а ноты пишешь в тетрадь – в домике, занесённом снегами по крышу. Ты не знаешь, который час: полярное лето, пять месяцев солнце не сядет за горизонт.

Абсолютное вдохновение. Ты не учёл одного: безмолвие – это путь к безумию.

В рекламных проспектах и памятках для туристов не сказано, что на второй день в «лагере тишины» человек начинает говорить сам с собой, на третий – вслух, со страхом озираясь, не подслушивает ли кто, через неделю говоришь себе «ты», через две собеседник материализуется в живое объёмное зеркало. Да, ты сам сейчас несёшь весь этот бред за метровым лагерным забором, словно в тюрьме. Ты сам себя заключил в одиночную камеру, узник. И знаешь теперь, чточувствовала Изольда. И больше ей не завидуешь.

В твоей нотной тетради ровно сорок листов. По листу на каждый год жизни. Они все пусты, не смог записать ни ноты, они – белые, как самый чистый арктический снег. Потому что джаз – это «великая импровизация» мира без кнопок пульта управления. Противостояние, движение, путь, даже если он в никуда. Сама по себе музыка ничего не значит, её суть – вдохновение. Даже виртуозная игра Паганини оставляет многих людей равнодушными. Его музыка, но не судьба.

Раньше ты боролся с миром, слушал его, даже если приходились не по душе многие его звуки. Отталкиваясь от чужих идей, в согласии с ними или в противоречии им находил, открывал, создавал. В шуме вылавливал жемчуг мелодий, как в мутной воде. Но здесь, в Арктике, вода превратилась в лед. Вакуум – убийца вдохновения. Только подобное рождает подобное. Музыка рождает новую музыку. Шум и чужие звуки её рождают. А в нашей жизни бывают дни и люди, за которых, не задумываясь, отдашь весь свой остров безмолвия. Потому что именно их голоса будут звучать в твоей тишине.

Да, теперь ты знаешь, как поют киты. Посещал в заливе научную станцию.

– В Арктике встречаются касатки, белуги, горбатые и полярные киты. Здесь водится много разновидностей китов.

Но голоса их похожи.

 Похожи на детский смех, на пение птиц в больничном парке, на радостный визг во время игры в салочки в залитом солнцем летнем дворе. Ты не открыл ни одного нового звука здесь.

Киты пели:

 – Изо-льда.

Не изо льда. Они пели: Изольда. У твоей тишины может быть сколько угодно нот, но только одно имя. Это она смеялась в их песне. Это её музыка. Её смех, который ты не услышал. 

12-15 октября 2010

ART DE VIVRE

На сцене театра мы играем собственные жизни.

(Антонен Арто)

АКТ I

Я знаю: он придёт сегодня. Как и вчера и позавчера, и завтра и послезавтра. Он всегда будет рядом. Стоять за кулисами. Наверно, у каждого актера есть свой демон за сценой. Видела его лишь раз: в детстве. Удержал меня от падения: в ярком свете рампы не заметила края. Взглянула в лицо в чёрных разводах грима и поняла, что это маска того, кто не был и не может быть человеком. И что его, кроме меня, больше никто не видит. Потом он и ко мне стал являться незримо. Но всегда чувствовала присутствие за спиной.

Мой отец – театральный режиссер, мама – ведущая актриса в труппе. Не трудно догадаться, что училась ходить я сразу по сцене. Сначала были «немые» роли детей во взрослых спектаклях, потом первые слова в детских спектаклях, потом взрослые слова и главные роли. Я выросла актрисой. И никогда не желала (да и не знала) другой судьбы. И если вы думаете, что свободны от пути ваших родителей, то вы ошибаетесь. Так или иначе, ваша дорога станет продолжением их собственной, ваши мечты – их несбывшимися мечтами. И как сказал Вольтер: «Земля – это огромный театр, в котором одна и та же трагедия играется под различными названиями». Из поколения в поколение, из века в век.