Первые и единственные слова, которые услышал. Ты так и не узнал, что в тот день у неё сломался плеер. Ты был занят: возвращался в свой ад – домой. Из окна тебя провожал взгляд манекена. Брошенный несчастный ребенок. Ещё несколько лет безмолвия, боли и одиночества.
Тебя научили предавать, сделали мазохистом. И вот ты уже притворяешься, будто окружающие люди лучше знают, как тебе лучше. Они всё решают за тебя. Произносят немыслимое количество пустых, ничего не значащих слов, но никогда не жалеют о словах, которые промолчали. Трагедии на лицах тщательно скрываются. Друзья, коллеги, соседи, женщины … говорят, говорят, говорят, не смолкая ни на минуту. Даже когда их нет рядом, продолжают говорить в твоей голове.
Они давно распрощались со своими детскими мечтами и теперь живут не там и не с теми, и потому им так важно завербовать и тебя: если все вокруг страдают, ты тоже должен. Никто не бывает один. Ни у кого нет возможности уйти в себя: метро, дом, работа. Мы окружены, взяты в плен чужого, зачастую, вынужденного присутствия. А если остался один, срочно подключайся к телевизору, интернету, радио. Нужна связь с миром, ты просто обязан быть связанным им по рукам и ногам. Одинокая прогулка в больничном парке кажется недостижимой мечтой.
– Ты – эгоист! Ненормальный аскет! Одиночество – это болезнь. Теперь, когда встретил Леру-Веру-Машу, всё будет хорошо, ты выздоровеешь. Вам нужно срочно пожениться и завести ребёнка, лучше двойню. Нет? Ты что, собираешься всю жизнь просидеть под деревом, как тибетский монах?
– Да, я аскет, сижу под деревом, но вы все живёте – даже не в дурдоме, хуже. В дурдоме я навещал Изольду, там тихо, а в парке поют птицы. Остров безмолвия, ноты великой музыки.
Джазовые мелодии открытых окон твоего детства – далеко позади. Смена поколений. Из тишины легко сделать шум, но наоборот не получится. Круговая порука помех. Главное – не сидеть в тишине. Твои бедные уши уже кровоточат. Рыдания мексиканских сериалов под грохот выстрелов ментовских войн – это телевизор орёт во все горло в доме. Кафе, где ты обедаешь, наводнили биржевые маклеры из кинофильма «Затмение» Антониони. Никто не молчит. Все связаны с миром. Дома строят и перестраивают, шаги по улицам города в такт отбойным молоткам. Марш в аду.
Люди производят шум, как мусор. И выбрасывают его из окон домов и машин. Они прячут недостатки тела в одежду, но никогда в молчание изъяны души. Заглянувшие «в пустую комнату» мысли нужно обязательно прокричать. Радость проржать в голос. Колонки в машине настроить так, чтобы вся улица наслаждалась любимым DJ-ем. Ваш город – свалка звукового мусора. Ты больше не слушаешь тишину, слушаешь плеер. Музыка – самый совершенный шум, созданный человечеством. Идеальный глушитель всех остальных. Чувствуешь себя живым, вспоминая джаз из детства. Играешь свет невидимых фонарей своего двора. Музыкой растворяешь грязь мусорных свалок и темноту вокруг.
– Кому нужна музыка, за которую не платят? Концертами ты хотя бы зарабатывал нам на жизнь. А с твоим сочинительством мы скоро протянем ноги.
Женщины аплодируют тебе на концерте, пока играешь чужую музыку. Смотрят на твои руки, пока даришь ласки. Постоянно спрашивают: Где деньги? Когда ты побреешься, наконец? А тебе некогда каждый день бриться: ты пишешь музыку тишины. Из блестящего концертирующего пианиста перевоплощаешься в убогого безработного композитора. И всё. Они уходят высасывать кого-то другого. Ты не смог стать Орфеем даже для себя.
Когда Лера-Вера-Маша – или как там ещё её звали? – ушла, на третий день в память о ней ты включил телевизор.
По каналу «Дискавери» показывали документальный фильм, снятый американцами об Антарктике[4].
Водолазы ныряли в лунки, как пингвины, и летели в ледяной пустоте моря Росса. Длинный луч света выхватывал из темноты невероятной красоты храмы и замки – фиолетовые, зелёные, голубые айсберги. Ни звука, тишина давила, как тонны льда над головой. Водолазы не пользуются страховочными канатами, чтобы не стеснять свободу движения. Компасы на полюсах не чувствуют магнитного поля Земли, и потому им придётся самим отыскать дорогу назад. Не смогут найти лунку – останутся под водой навсегда.
Смотрел фильм и думал: это обо мне. Ты думал: мне совсем не холодно, наоборот, мне хорошо! Только ты никогда не нырял без страховки, наверху за тобой постоянно следили, чтобы дёрнуть канат, и ни разу не позволили заблудиться. Тебе даже не давали погрузиться на глубину. Они дёргали канат сотню раз за день. Неудивительно, что у тебя развилась кессонная болезнь. Обертон твоей ненависти. Твой слух настолько отравлен их шумом, что холостяцкого одиночества и покоя уже не хватает. В любую минуту соседи могут врубить электродрель. Мир вокруг – не телевизор, его нельзя выключить или выбрать фильм о живой природе вместо боевика. Ты больше не мечтаешь о молчащей спутнице, тебе нужно, чтобы все голоса разом умолкли.
– Пингвины уходят умирать вглубь континента, – рассказывали за кадром. – Закон Антарктики гласит: не стойте у них на пути, не мешайте пингвинам.