Я словно призвала его своими мыслями: мы только-только протолкнулись сквозь листья огромного папоротника, как чуть не рухнули в идеальное озеро. По воде в лунном свете идет мелкая рябь.
Джесси с шумом втянул воздух.
– Ты когда-нибудь видела такую красоту? – Он припал к воде.
– Мы не знаем, что живет на дне, – предупреждаю я.
– Я просто попробую водичку.
Джесси достает что-то из рюкзака. Опускает в воду. Поднимает над головой.
– Ну как?
– Идеальный Ph! – Джесси широко улыбается. – Никаких токсичных веществ. Несколько органических соединений из прибрежных растений, кое-какие микробы.
– Значит, перед питьем надо будет очищать.
– Да, но… – Улыбка у него становится ярче солнца. – Но искупаться все-таки можно!
С этими словами он кидает рюкзак на землю и ныряет в воду.
Проходит несколько секунд. Он все не показывается из-под воды. Сердце колотится у меня в горле, когда он наконец появляется над поверхностью: темные волосы струятся у висков, кожа блестит. Он стоит по пояс в воде.
– Прохладно и мелко, – говорит он. – Залезай!
Ему не приходится меня уговаривать, я сбрасываю рюкзак и ступаю за ним следом. Грязь приятно хлюпает между пальцами ног. Я разок погружаюсь под воду целиком, чтобы смыть вчерашнюю грязь. На какой-то миг мне кажется, что я вернулась обратно в анабиозную капсулу и парю в восхитительной пустоте.
Всплыв над поверхностью, я приглаживаю волосы и открываю глаза. Джесси пристально смотрит на меня, полуоткрыв рот. Его взгляд блуждает по моему животу и, поднявшись, останавливается на груди.
– Джесси, – шепчу я.
– Эва, – говорит он.
Джесси не пытается скрыть своего взгляда. Я смотрю на него в ответ, наслаждаясь видом упругих мышц и узкой талии. Но я не спешу подойти ближе: я не уверена, меня ли он хочет. Может, ему нужна моя функциональность. Может, он хочет стать праотцом нового человечества. Может, настоящую Эву он возненавидит.
Я делаю глубокий вдох и выпрямляюсь, наслаждаясь его взглядом на своей коже.
Моя жизнь… жизнь человечества… будет короткой. Всего лишь точкой в истории мироздания. Мне хочется насладиться каждым мигом этой короткой жизни. Времени терять нельзя.
Поэтому я просто говорю ему:
– Я хочу тебя.
Хочу сейчас. Сегодня.
Он подлетает ко мне. Его руки обвивают мне талию, спускаются ниже; он обхватывает меня за ягодицы, прижимая к себе. Вокруг плещется вода.
Я обвиваю его руками за шею и поднимаю лицо, чтобы вобрать в себя его взгляд: голодный, полный изумления. Кожа у него на груди такая теплая.
– Спасибо, – говорит он. – Спасибо, что выбираешь меня.
Я смеюсь, не успев сдержаться. Если бы на его месте был Дирк, ничто бы не изменилось.
– Я не выбираю тебя. Я выбираю себя.
И я прижимаюсь губами к его рту.
La Revancha del Tango.
На пустынной улице серое такси медленно крадется вдоль тротуара. Оно останавливается со всхлипом и стуком, выбросив облачко темных выхлопов в мое раскрытое окно. Сквозь дым я различаю отражение собственных глаз в зеркале заднего вида. Они слезятся, как у настоящей дивы. Представьте Ингрид Бергман в «Касабланке», только не такую живописную. И не такую светловолосую.
– Э… ?Cu'anto cuesta? – Я перебираю липкие купюры в ладони, останавливаясь, чтобы вытереть со лба пот.
Не глядя в мою сторону, шофер разворачивает ко мне экран таксометра. У шофера изо рта свисает сигарета.
Но я не то чтобы в хорошем настроении. Мне хочется лишь побыстрее вымыться и забраться в кровать.
Я пихаю ему деньги и бормочу «спасибо», как и полагается хорошо воспитанной американской девочке. Он фыркает и что-то бормочет себе под нос, рассыпая сигаретный пепел по куртке. Как только я достаю чемодан на колесиках из проржавелого багажника, шофер отъезжает от обочины, на ходу вставая на заднее колесо.
Какой крутой водитель. Мне почти жаль, что я всю дорогу от аэропорта имени министра Пистарини осыпала его проклятиями.
Почти жаль.
Ладно, и где же тут у вас этот хренов хостел «Черная кошка»?
Я оглядываю темный переулок Буэнос-Айреса.
Хм. Врать не буду: я ожидала чего-то несколько иного.
По сторонам дороги выстроились маловыразительные бежевые дома в квадратиках окон и кондиционеров. Конденсат капает у них с гудящих брюх, окрашивая стены коричневым, как на дурных картинах Джексона Поллока.
Пахнет помойкой и солоноватым потом.
Стиснув зубы, я иду по переулку, стараясь двигаться в ритме кумбии. Я вступаю кроссовкой в придорожную канаву, и меня передергивает: маслянистые брызги просачиваются сквозь штанину джинсов.
В самолете от Майами до Буэнос-Айреса я прочла в журнале статью о разочарованных туристах и о том, как мечты о райских местах разбиваются о суровую реальность. Автор съездил посмотреть пирамиды и жутко разозлился, когда понял, что город – со всем его шумом, грязным воздухом и