В массовых убийствах особую роль сыграла семья
Расстрел практиковался за всё, что угодно. Очевидный для чекистов повод для расстрела – любая ассоциация с прежним режимом, пусть даже это случайно найденная пуговица с офицерского мундира. И вплоть до полного абсурда – «за преступное получение трупа сына», за «популярность среди рабочих» и так далее. Без сомнений расстреливали однофамильцев, даже когда ошибка была очевидна. Просто «на всякий случай».
Особая радость изуверов – заставлять родственников смотреть на расстрел своих близких. Практиковались многократные ложные расстрелы. Петроградская «Правда» без стеснения пропагандировала ложные расстрелы с целью вымогательства хлеба у крестьян.
Перед расстрелом – непременно жесточайшее избиение. Зачастую многодневные и изощренные. Для женщин – многократные изнасилования. Всё это проделывалось порой для того, чтобы мучимый указал место «клада» – какого-нибудь вдовьего колечка или браслетика. Плети, шомпола, клизма с битым стеклом, зажженные свечи в половых органах – чего только не придумает одержимый бесами мутный рассудок выродка!
Применялись совсем не случайные «библейские» пытки. В Воронеже сажали голыми в бочки, утыканные гвоздями, и катали. Выжигали на лбу пятиугольную звезду, надевали на голову венок из колючей проволоки. В Екатеринославе – распятие и побивание камнями. В Полтаве и Кременчуге священников сажали на кол. В Одессе офицеров пытали огнем, медленно продвигая в топку или котел с кипятком. Или разрывали тело лебедками. В Киеве жертву несколько раз клали в ящик с разлагающимися трупами, каждый раз обещая или расстрел или закапывание живьем.
В разных местах проводились пытки одного и того же типа. Во многих местах практиковали превращение людей в ледяные столбы. Применялись «смертные венчики», когда голова жертвы сдавливалась ремнем со стягивающим его винтом с гайкой. Вариант – «измерение черепа», когда вместо ремня использовали веревку, которую сжимали, накручивая на прочный стержень (результатом обычно является скальпирование). Сажали на лед или на раскаленную плиту.
В ряде случаев при расстрелах играли духовые оркестры. Синхронность появления этих «изобретений» говорит о едином центре, откуда поступали рекомендации по поводу методов пыток.
Все эти свидетельства ставят под сомнение при невозможности подтвердить их архивными справками. Между тем, многие очевидцы дают сходные описания зверств большевиков, а материалы следственных комиссий «белых» опубликованы за рубежом. Многие факты подтверждены публикациями в большевистской прессе, а также идеологической «накачкой» большевистской пропаганды. Сами же большевики, уничтожая во время Большого террора бешеных собак раннего большевизма, доказали несовместимость такого рода деятелей с любым социальным порядком, даже самым жестоким.
Остается неразрешенным вопрос: как «простые люди» превращались в исчадия ада? как незамысловатые личности становились рьяными исполнителями мероприятий «красного террора»? Этот феномен становится понятным после отказа от смешивания народничества, которое украшает социальные «низы», не имеющие образования и нравственного опыта, ореолом «простоты», с каким-то здоровым природным началом. Таковое начало воспитывается в «низах» только аристократией – лучшими от народа. А после истребления и изгнания лучших это начало рассеивается. Именно из таких беспризорных «низов» вербовалась основная масса чекистов: у них не было сдерживающих зверства интеллекта, образования, воспитания. И до сей поры тот же тип нелюдя широко распространен и «готов повторить» – любые зверства, любые преступления, как только будут выданы соответствующие мандаты.
Советская историография создала романтический ореол над головами организаторов массовых убийств и пыток. Самыми возвышенными свойствами был наделен Дзержинский.
«Незнакомый» современным чекистам Дзержинский