Самарская губерния. До войны средняя посевная площадь в Самарской губернии составляла около 3 миллионов десятин. Когда многие крестьяне были призваны на войну, эта цифра сократилась на 250.000 десятин. В 1917 году посевная площадь составляла 2.226 000, в 1918 году – 1.980.000, в 1919 году – 2.080.000, в 1920 году – 1.975.000, в 1921 году – 1.518.000 десятин, то есть только 50 % от посевной площади до войны. Кроме того, только 600.000 из этой площади были засеяны зерновыми. Средний урожай в Самарской области до войны составлял 140.000.000 пудов, в 1916 году было собрано 78.000.000, в 1917–42.000.000, в 1918–39.000.000, в 1919– 18.500.000, в 1920–17.000.000, в 1921 – только 11.200.000 пудов, из которых только 1.760.000 пудов были качественными! Населению области ежегодно требуется 28.750.000 пудов семенного зерна и крупы. Таким образом, уже в 1920 году не хватало 11.500.000 пудов, а в 1921–17.500.000 («W. P. A.», 1922, № 12). Из 2.800.000 жителей губернии 2.243.000 голодали. 141.000 умерли от голода к середине февраля 1922 года, 89.000 – о т эпидемий («Новый мир», 10 марта 1922 года).
Большевики на весь мир воззвали о помощи, сообщив в августе 1921 года, что число голодающих составляет около 18 миллионов человек; для их пропитания необходимо 58 миллионов пудов хлебного зерна и 15 миллионов пудов семенного зерна. Советской властью было обещано создать автономный комитет помощи голодающим – Помгол, в который должны были быть призваны бывший председатель Думы Головин, бывший министр Прокопович (289) и другие. Но это обещание вскоре закончилось разгоном «контрреволюционных элементов».
Кризис перепроизводства в США позволил Американской администрации помощи (АRА) развернуть поставки продовольствия голодающей России и открыть сети столовых для голодающих. К 10 декабря 1921 года АРА кормила в центральнорусских областях 565 тыс. детей. К маю 1922 года питание от АРА получало свыше 6 миллионов человек. Но через год чекисты прогнали АРА – слишком ярко эта организация демонстрировала недееспособность большевиков.
На территориях, охваченных голодом, были отмечены факты каннибализма. Убивали и поедали своих детей, пытались употреблять в пищу человеческие трупы, которые порой откапывали на кладбищах.
Вслед за голодом пришли тиф и холера. В начале 1922 года на медицинской конференции в Москве сообщалось, что в конце октября 1921 года в больницах Москвы было 103 тифозных больных, 1 декабря – 500, 21 декабря – 918. При этом число больничных коек в стране, составлявшее на ноябрь 1921 года 600.000, сократилось до 313.000. Медицинский персонал разбегался, поскольку в условиях распространения инфекции не мог защитить даже самого себя – не хватало лекарств и дезинфицирующих средств. В Чувашии на каждые 18.000 больных приходился один врач, а на все больницы приходилось всего 300 коек. В Одессе за месяц было зарегистрировано 2000 случаев сыпного тифа, 1000 случаев возвратного тифа.
В марте 1922 года на Украине был следующий уровень заболеваемости:
Вымирание населения привело к массовой беспризорности детей. Часть из них объединялись в многочисленные банды, ищущие пропитание любыми средствами. Среди беспризорников девочки в возрасте до 15 лет почти поголовно занимались проституцией. В целом проституция при большевиках выросла в 10 раз. Другая часть заживо сгнивала в детских приютах, где на 1 кровать приходилось 6–8 детей. Дети в большинстве своем были раздеты и босы, имели обмороженные конечности, страдали от паразитов, чесотки и язв. Если по статистике до большевистских времен в Москве фиксировалось не более 1–2 % беспризорных детей, то к 1920 г. их стало 25–30 %. До половины их должно было умереть от недоедания. А общее число погибших от голода и антисанитарии детей исчислялось миллионами.
В России и ранее случался голод, но в таких масштабах его не было никогда. Во время последнего массового голода в Российский Империи в 1891–1892 гг. от голода, вызванного неурожаем, умерло в десять раз меньше, чем во время голода, устроенного большевиками в 1920‐х годах. После этого неурожаи не приводили к заметному повышению смертности. Не климатические причины лежали в основе голода. В течение 1921–1922 гг. от голода умерло от 3 до 5 миллионов человек.
Через 10 лет (1932–1933 гг.) голод вернулся – вместе с коллективизацией, проводимой теми же зверскими чекистскими методами. Гибель от голода в этот период составила от 3 до 7 миллионов человек.
Послевоенный голод 1946–1947 года связан с дефицитом рабочих рук, техники и с сокращением поголовья скота, а также с неблагоприятными погодными условиями. Но главным фактором, как и прежде, была политика компартии – создание резервов зерна на случай войны и продажа зерна за рубеж. В течение 1946–1948 гг. экспорт составлял 5,7 млн т зерна, что на 2,1 млн т больше экспорта трёх предвоенных лет. Экспорт происходил непосредственно во время голода.
До 1 млн т зерна было загублено на плохо приспособленных к хранению складах. Оценочно от голода и сопутствующих болезней умерло до 1,5 миллиона человек.