Грани «русской» революции. Как и кто создавал советскую власть. Тайное и явное

Вопрос о войне важен, но он и неразрешим. Потому что на союзников нельзя давить так, чтобы были разорваны дипломатические отношения. Диалога с империалистами по поводу мира никак не избежать. Нежелателен и невозможен также и сепаратный мир с Германией. Что остается? «Созвать конференцию союзных держав для пересмотра всех старых договоров, исключая договор о сепаратном мире». Но это, как и все прочие предложения, – всего лишь пожелание, реализовать которое невозможно. И остается «рассчитывать, что во всех решительно странах возможен поворот общественного мнения, происшедший в России». То есть предполагать, что разразится мировая или хотя бы Европейская революция, которая усадит участников войны за стол переговоров.

Можно ли одновременно выступать за всеобщий мир и форсировать военные действия на фронте? Временное правительство упрекают в противоречии: подготовка наступления снимает вопрос о всеобщем мире. Церетели, защищая политику Керенского, говорит, что, напротив, бездействие фронта ослабляет и дезорганизует армию, а значит, ослабляет революцию. И, вероятно, ослабляет позиции России на предстоящих переговорах. Поэтому армия должна быть всегда готова к наступлению и должна находиться в полной боевой готовности. Это, согласно Церетели, является требованием революционной демократии.

Вполне в том же духе выступает и Ленин, который требует обвинить правительства перед их народами за ту наживу на войне, которую можно обуздать, по мысли Ленина, только арестами и экспроприацией. Вот тогда можно предлагать мир всем народам – мир против капиталистов, с которыми не надо вступать ни в какие переговоры и сношения.

Напомним, что это говорит человек, находящийся на содержании у германского Генштаба, который уже через год пойдет на переговоры с империалистами и заключит Брестский мир с аннексиями и контрибуциями, которые будут выплачены за счет захваченного достояния государства и экспроприаций, которыми Ленин мнил решить вообще все проблемы. Именно поэтому на Съезде Ленин провозглашает: «Наступление теперь есть продолжение империалистической бойни».

Ленин не отказывается от войны, когда власть перейдет к большевикам, потому что большевики – не пацифисты, а война сразу изменит свой характер. И только тогда откроется путь к миру. Народы этот путь поддержат. И это уже будет не война, а революционная борьба за мир, которая обеспечит «переход к тому, что власть и победа за революционными рабочими будет обеспечена и в России и во всем мире». Что означает: война просто изменит свой характер и будет означать теперь «борьбу за мир», а если говорить более откровенно, то она станет революционной войной с целью захвата власти партиями рабочего класса.

Керенский в пику Ленину в своём выступлении отмечает, что отклик у немцев на призыв к братанию не приводит к тому, что на французском участке фронта они готовы к тому же. Керенский прямо намекает на измену: «Почему эта политика братания так сходится странно с той линией германского генерального штаба, которую проводят сейчас неукоснительно на русском фронте?»

Луначарский (93) от объединенных с.-д. интернационалистов (второй большевистской фракции) предлагает резолюцию, где называет планы правительства о наступлении на фронте вредоносной пропагандой.

Чернов (102), как и другие выступающие, продолжает ныть о запаздывании революций в наиболее развитых странах, где, во‐первых, рабочие дорожат своим положением, а «национальный лик» капитализма слился с национальным государством (то есть, отметим, не верна марксова теория об интернациональном характере капитала). Рабочим развитых стран, как оказалось, не нужен социализм – и это было большой неожиданностью для Чернова и всех «левых» фантазеров. И по этой причине попытки разрешить войну воззваниями к пролетариату и демократическим силам воюющих держав бесполезны: «эти трудности никакими жестами с нашей стороны не устранимы».

Разрываясь между двумя позициями, Чернов одновременно критикует и тех, кто предлагает разгромить Германию, надеясь, что она слаба, не понимая, что война до победного конца означает войну без конца; и тех, кто предлагал отменить всякие наступления. К последним относились большевики, которым предложено было задуматься, что как раз противоположная позиция была бы на руку пролетариату Германии. Здесь можно было бы понять, почему большевики желали поражения только своему правительству, но не такому же «буржуазному» правительству Германии.

Выход из противоречия Чернов предложил столь же простой, сколь и нелепый: просто не ставить в зависимость социалистическую революцию от военного счастья и положения на фронтах. Потому что, мол, нам интересны не переговоры с дипломатами, а демократы воюющих стран, а ещё раньше следовало бы провести съезд представителей революционных социалистических партий всех стран. А до тех пор – бессмысленно ставить ультиматумы великим державам.