Грани веков (СИ)

Он вваливается туда, опускается на четвереньки — так легче дышать. Где же ты?

Маленький серый комочек под лавкой отчаянно пищит, забившись в угол. Котка обезумел от страха и пытается укусить руку, схватившую его за шкирку.

Он прячет его за пазухой, и тот немедленно впивается когтями в грудь.

Это придает ему сил — зажмурившись, он бросается сквозь пылающий огонь к распахнутому окну.

Переваливается через подоконник и падает, падает в темноту…

***

Ярослав открыл глаза и уставился на костёр, пылавший перед ним. Порыв ветра раздул пламя, и дым шел ему прямо в лицо.

Он отодвинулся и перевел дух. Сон был, пожалуй, слишком реалистичен. Да и сон ли это? Сейчас ему казалось, что он только что пережил очередное дежа вю.

Горящий монастырь, котенок… Чувство, что это все происходило с ним в реальности, только в другой, забытой…

Он поднялся и сел. Солнце уже клонилось к горизонту — получалось, он проспал почти весь день.

Рядом с ним свернулась калачиком Ирина, натянув подобранный в избе кафтан на голову.

С другой стороны наперебой храпели Евстафьев и одноглазый. Муха дремал сидя, прислонившись к стволу дерева; на коленях у него лежали пистолеты.

Ни Беззубцева, ни поленицы видно не было.

Организм намекал, что неплохо было бы уединиться где-нибудь, и Ярослав направился к деревьям.

Дойдя до них, он услышал приглушенные голоса. Помедлив, Ярослав двинулся на в их сторону, стараясь не выдавать своего присутствия.

Беззубцев и поленица стояли у зарослей орешника.

— На кой ляд ты ее приволокла! Тут самим не до жиру, и Тайный приказ на хвосте, а теперь еще за царевишной этой половина московского гарнизона погонится!

— Пригодится царевна. — Поленица чистила кинжалом ногти. — А за хвосты не переживай — собьются.

Беззубцев покачал головой.

— До Путивля, почитай, пятьсот верст с гаком, с таким обозом и за две седмицы не доберемся. На что тебе она? Еще этот… блаженный навязался. Не лежит у меня к нему душа — порешил бы, и дело с концом…

— Блаженного не трогай — береги как зеницу ока. — Поленица подняла голову и посмотрела на Беззубцева в упор. — Магистру он нужен живым. И царевна тоже.

Беззубцев вздохнул.

— Стало быть, уходишь?

— Позже свидимся, — сказала поленица, убирая кинжал в ножны. — Ступайте к Подолу, там коней добудете. Если в Серпухове не увидимся, поезжайте в Тулу.

— Ну, бывай, коли так, — проговорил Беззубцев.

Поленица кивнула и, бесшумно ступая, исчезла в зарослях.

Ярослав перевел дыхание и попятился; отойдя на безопасное расстояние, торопливо зашагал обратно к лагерю.

— Проветрился? — негромко окликнул его Муха. — Поди, присядь.

— Знаешь, — продолжил он, не спеша заряжая пистолет, — любознательность бывает опасна. Я знавал людей, которые лишились головы просто за то, что услышали лишнее.

Ярослав напрягся. Конечно, ушлый дьяк заметил его отсутствие, возможно, даже выследил.

Муха усмехнулся в рыжие усы. — Да не дергайся, я тебя по доброте учу уму-разуму. У тебя сейчас одна дорога — в Путивль, вот и будь благоразумным. Юшка — человек незлобивый, но вспыльчивый, так что ты его лишний раз не горячи.

— А ты-то почему с ним идешь? — спросил Ярослав. — Ты ведь на Шуйского работал, так?

— Я много на кого работал. — Муха потянулся. — Времена нынче смутные, сегодня — один хозяин, завтра — другой. Рыба ищет где глубже, а человек — где лучше.

— Спасибо, что замолвил за меня слово перед Беззубцевым, — сказал Ярослав, внимательно глядя на Муху.

Тот небрежно махнул рукой. — Сочтемся, Ярославе. Вон и он сам, легок на помине.

И, действительно, Беззубцев уже подходил к ним.

— Подъем, православные! Пора нам в путь-дорогу.

— А где эта ненормальная? — спросила Ирина, кутаясь в кафтан.

— То не твоего ума дело, царевна, — буркнул Беззубцев. — Выдвигаемся, к утру должны быть в Подоле.

***

— Ну что там твои псы?

Ляпунов подъехал к старшему егерю, в нерешительности топтавшемуся на опушке.

— Взяли след собачки, не сумлевайся, воевода, — отдуваясь, отрапортовал тот.

— Так чего стоим?

— Дык принюхаться им нужно, вишь, следы-то не одни, — пояснил егерь. — Они, значит, животины с понятием…

Поджарые псы, заливаясь лаем, сновали между деревьев, увлекая за собой рослых егерей.

— Время, егерь! — прорычал Ляпунов. — Каждый миг на счету!

— Сей же час, воевода, будь уверен, — бормотал ловчий. — Во! Почуяли!

Собаки бросились в лес, натягивая поводки.

— Ату, ату, родимые! — ловчий лихо засвистел.

Ляпунов понукал коня, едва успевая уворачиваться от веток, норовивших хлестнуть по лицу. Ехать верхом по лесу было небезопасно — он рисковал не только глазами, но и конем, с легкостью способным подвернуть ногу на скользких древесных корнях, однако, ставки были слишком высоки.