Грани жизни

— Всякие разговоры и рассуждения слышишь на улице… и ваши поневоле пришлось выслушать… Что поделаешь? Но, знаете…

И, будто не замечая общего молчания, он заговорил быстро, с холодным и злым напором:

— Одному обстоятельству я поражаюсь: вы все, во главе с Мельниковым, поучаете этих двух юношей (он кивнул на «чибисов»), вам, видите ли, за них «обидно», вы озабочены проблемой их идейного развития… Х-ха… А сами вы кто? Вы, Мельников, прежде всего вы… основной «герой» статьи, где главный технолог восхваляет ваш технический талант! А этот, с позволения сказать, талант поднялся на чужих дрожжах… да, да!.. Вы нагло и обманно выхватили из чужой конструкции целый узел, перековеркали, вывернули его наизнанку… и тайком преподнесли новому покровителю… Вы присвоили себе чужое…

— Никакой «тайны», никаких «покровителей» у меня нет и никакого «присвоения чужого» тоже нет! — спокойно прервал Петя, но бледность, разлившаяся по лицу, показывала, чего стоило ему это спокойствие. — Все, что мы делаем, происходит открыто, на глазах всего завода… Партком, комсомол, завком, директор, главный технолог — все знают и поддерживают нас…

— «Поддерживают»… Х-ха! — передразнил Трубкин. — Кто не знает, что Соснин, секретарь парткома, — старый друг Мельникова-отца, благоволит к сыну… а сын Мельников, как секретарь комсомола, тоже умеет извлекать пользу из своей общественно-политической функции?.. А директор, главный технолог и завком, не желая портить отношения с партийно-комсомольским руководством, соглашаются, поддерживают — рука руку моет.

— Все это, мало сказать, сплошные передержки, но и подлая ложь! — не выдержал Матвей, а Гриша возмущенно добавил:

— Для чего-то вам обязательно нужно было всю эту подлость выплеснуть нам в лицо…

— О да, мне это очень нужно! — с каким-то присвистом, сквозь зубы, прошипел Трубкин. — Я нарочно искал случая сказать все это при свидетелях, чтобы никто не посмел отпереться, будто он не слышал!.. И опять же при свидетелях я объявляю: в многотиражку я уже передал письмо в редакцию, в котором я выступаю против всей вашей затеи и против «возвышающей» вас всех статьи!.. Вот копия моего письма в редакцию многотиражки! — И Трубкин так яростно помахал довольно толстым конвертом, что чуть не поскользнулся.

— Ладно, хватит, наслушались, — резко прервал Матвей. — Остается спросить, в качестве кого вы останавливаете людей на улице и оскорбляете их?

— Только в одном качестве — заместителя нашего дорогого Петра Семеновича Сковородина, большого человека, кому я предан всей душой!.. — И Трубкин так надменно поднял плечи, что бобровая шапка чуть не слетела у него с головы. Уже пятясь несколько вбок и явно готовясь отойти, он еще назойливее напомнил:

— В данный момент я единственный его здесь заместитель, я представляю возглавляемый им «сковородинский цех», и потому я главная опора его высокоответственного труда, его чести и его авторитета!.. Это вам всем оч-чень следует понять и учесть!..

Трубкин быстро отошел и, бесшумно шагая на толстых каучуковых подошвах, круто повернул за угол.

— Д-да… еще не приходилось мне видеть и слышать, чтобы человек так вот, одним махом, со всех сторон себя обрисовал… — недоумевал вслух Петя. — Правду говоря, я до сегодняшнего дня даже не представлял себе, что за тип Василий Трубкин… Ну, слабый, мол, техник и потому довольствуется ролью порученца…

— А у него — зубы! — презрительно сказал Гриша.

— Он что-то задумал против нас! — расстроился до этой минуты молчавший Сева.

— Ну… что он один против лас, семерых! — задорно возразил Миша. — А вы как, «чибисы»?

— Мы… ничего не знаем, — в один голос ответили братья.

— Ох, я уверен, эта бобровая шапка что-то готовит против нас! — настаивал встревоженный Сева.

— А что он нам может сделать? — вслух задумался Гриша. — Разве какую-нибудь мелкую гадость.

— Но любая его гадость, как чашка весов с мусором, может только взлететь вверх… вот так… фрр… и рассыпаться прахом! — И Матвей энергичным взмахом руки показал, как грязная пыль развеется ветром.

— А кроме того, — уверенно добавил Гриша, — то, чего мы достигли, несравнимо больше значит и сильнее 108

может влиять на события, чем его вредные и пустые выдумки.

— И все-таки, ребята, я чего-то боюсь! — вздохнул Сева. — А ты, Петя? Ты о чем думаешь?

— Мне вдруг пришло в голову, что я, пожалуй, впервые вот сейчас так возмутился чужой подлостью, что сразу же этого человека и возненавидел!.. — Петя подумал, покачал головой и повторил:

— Да, этот человек — товарищ мне по партии, а я его ненавижу… Даже как-то странно…

Вечером, рассказав матери о неприятной встрече с Трубкиным на улице и его угрозах, Петя спросил:

— Ты, мама, в партии с семнадцатого года, много людей видела… И вот скажи, как тебе казалось: естественно коммунисту возненавидеть своего же товарища по партии? И почему, например, ты или папа могли кого-то возненавидеть?