Граница

Йохан покачал головой: «погоди». Переговаривались негромко, и он не мог разобрать слов. Он перекатился через кровать, подхватил кюлоты и натянул их на подштанники, путаясь со сна в пуговицах. Йохан быстро зарядил новенький пистолет, который держал в прикроватном ящике (и шпага, и сабля в тесном помещении были, скорей, помехой, чем подмогой) и сделал Диджле знак отворять дверь.

Это были не грабители, и Йохан опустил пистолет. Редко какой негодяй осмелился бы прийти ночью через парадный вход, чтобы вынести чужие богатства. Дверь комнаты Уивера была распахнута, и около нее скучал молоденький солдат из постоянного гарнизона замка.

- Что вы тут делаете? – недовольно поинтересовался Йохан, без труда входя в роль избалованного бездельника-барона. – Почему порядочным людям мешают спать на рассвете? Нельзя ли вести себя тише?

- Господин фон Фризендорф! – солдатик стремительно выпрямился и поправил шляпу, съехавшую на один глаз. Надо же, он тоже его запомнил. – Мы здесь по приказу капитана…

- Он послал вас потрошить чужие сундуки? Непохоже на господина капитана.

Юноша смутился и неуверенно оглянулся в комнату.

- Спросите у офицера, господин барон, - предложил он робко. – Лейтенант Мароци получил письменный приказ. Он все вам разъяснит.

Из комнаты стремительно вышел венгр, и Йохан сразу узнал его, несмотря, что на этот раз он был при полном параде, словно пришел на смотр, а не на обыск. Для полноты картины ему не хватал только знаменосца со штандартом батальона, бегущего впереди, и белого арабского жеребца. К счастью, ни тот, ни другой не поместились бы в коридоре «Королевского Льва».

- Мне нужны бравые ребята, а не мокроштанники, - процедил Мароци для оцепеневшего юнца, не сводя глаз с Йохана. Он нехорошо сощурился, значит, вспомнил их встречу у капитана. – Как ты собираешься воевать, солдат, если даже в мирное время робеешь отвечать по уставу? Бормочешь, словно писарь!

- Так точно, мой лейтенант, - отрапортовал бледный солдатик.

- Если на воскресных учениях будешь нерадив, - отчеканил Мароци, - капрал позаботится о том, чтобы ты прошел сквозь строй вместе с ворами и пьянью!

- Так точно, мой лейтенант!

Йохан взглянул на несчастного с сочувствием, но вмешиваться не стал, чтобы юнцу не пришлось после еще хуже.

- Ваши внутренние дела меня не волнуют, - отчеканил он. – Меня волнует, что вы делаете в комнате моего друга. Между прочим, ученого натуралиста с мировым именем!

Мароци хмуро взглянул на него.

- Ваш ученый натуралист – убийца. Нам приказано изъять все его бумаги! Может быть, вы его подельник, барон?

- А вы не слишком ли наглы, господин лейтенант? Или, верней, второй лейтенант, - они мерялись взглядами, кто кого пересмотрит. – Зарубите себе на носу, если бумаги пропадут, мне придется говорить об этом в научном обществе и назвать виновника пропажи. Я уже не говорю о том, что это будет мировым скандалом. Вы опозорите имя вашей императрицы перед другими монархами. Вот, скажут они, как относятся к науке в великой Империи! Даже дикари османы культурней.

Дыхание у Диджле, стоявшего позади, сбилось, и Йохан, не глядя, наступил ему на ногу, чтобы тот молчал. Венгр наливался багровой краской: сначала уши, потом шея и щеки – это было заметно даже в тени.

- Я позабочусь, чтобы они не пропали, барон, - с трудом проговорил он, как будто в горло ему запихали ежа. – Если они действительно столь ценны, вы получите их. После цензора. Месяца через три, когда записи будут проверены. Придется их отсылать в Буду. У нас тут никто не знает этого собачьего языка.

- Большая часть – на латыни, - холодно сказал Йохан. – Я, конечно, понимаю, что лично вы могли ее давным-давно позабыть, но любой помощник священника прочтет вам, что там всего лишь о птицах и об их повадках.

- Если вас заботят какие-то бумажки, подите к капитану фон Рейне! – венгр рявкнул так, что солдат у двери прикрыл глаза. – И объясняйте ему! А у меня приказ! И если вы будете мне мешать, я посажу вас к вашему натуралисту, и вы прекрасно побеседуете в застенке о птицах!

- Вы окончательно перебудили всех постояльцев, лейтенант. Но я вас понял. Мы уходим.

- То-то же, - тихо буркнул себе под нос Мароци. Он будто даже подобрел, и Йохан не стал с ним спорить дальше. Пусть думает, что поле боя осталось за ним, сейчас это было неважно.

Насупленный Диджле вернулся в комнату первым. Он не смотрел на Йохана, видно, обиженный на слова про дикарей-османов, и принялся поправлять постель. Йохан разрядил пистолет и задумчиво взвесил его в руке. Значит, англичанина все-таки считают виновным.

- Не сердись, братец, - сказал он негромко в спину осману. – Ты уж всяко поумней и лучше, чем большинство местных вояк.

Диджле не обернулся, но Йохан видел, что он чуть расслабил спину.

- Нехорошо было так говорить про мой народ, - упрекнул Диджле после некоторого молчания. – У нас есть великие ученые и летописцы! В Порте каждый может найти свое место – будь то иудей или христианин, не только магометанин.

- Как и в Империи. Христианам в Порте тоже туго, как и тебе здесь. Мир вообще везде одинаков – чужакам всегда нелегко.