Когда он успел узнать о тюрьмах, Йохан не стал пояснять, а Диджле – спрашивать. После завтрака осман отправился с запиской от хозяина в дом капитана, чтобы узнать, может ли тот принять барона фон Фризендорфа по важному делу. Солнце затянуло бледными, полупрозрачными облаками, начался мелкий дождь, и Йохан порадовался. Несколько дней он пообещал давать уроки фехтования сыну одного из местных дворян, который был по уши влюблен в Софию фон Виссен, одновременно мечтал о военной карьере в дальних странах и вдохновился шутливой дуэлью между бароном фон Фризендорфом и его отцом, проведенной больше для развлечения дам, но теперь можно было с чистой душой отложить учение. Под крышей в этом городке можно было фехтовать лишь в судебном зале ратуши, где ежегодно проводился рождественский бал для горожан, но для этого надо было заплатить кругленькую сумму на городские нужды. Йохан не был готов к таким расходам, а карманных денег его ученика не хватило бы даже на влашскую хибарку.
Пока Диджле не вернулся, Йохан принялся за чистку оружия. К этому делу он относился серьезно, как осман к ежедневным молитвам. Годы странствий приучили к простой мысли: бей первым и будь уверен, что оружие тебя не подведет. Сабля была уже далеко не новой, с зазубринами на клинке, и в каком-то смысле он получил ее в наследство. Еще в прусской армии тяжело захворавший товарищ просил после его смерти передать семье все, что у него осталось: нательный крест, немного денег, одежду и оружие. Но когда через несколько месяцев Лисица все-таки добрался до нужного города, оказалось, что единственный сын друга упал зимой в прорубь и в несколько дней сгорел от лихорадки, а несчастные его дед и бабка собрались вниз по реке продавать свой нехитрый скарб, но лодка перевернулась, и никто из людей не спасся. Целая семья нашла свою смерть от воды! Почему Бог так распорядился, Лисица не знал и не мог догадаться. Деньги и одежду он отдал местной церкви на нужды больных и нищих, крест прикопал на скромной могиле сына и жены товарища, а саблю и кинжал с памятной гравировкой оставил у себя. Кинжал украли в Вене во время одной из попоек, а саблей Йохан дорожил – одна из немногих вещей, не считая креста, отданного Анне-Марии, к которой он был привязан; из тех вещей, что накрепко связывали его с прошлым.
Хлопнула дверь, и он, не поднимая головы, спросил:
- Ну что? Отнес?
- Боюсь, что нет, - послышался звонкий голос баронессы фон Виссен, и Йохан вздрогнул. Девушка была закутана в темный полупрозрачный платок, чтобы нельзя было разобрать ее лица. За ее спиной стояла служанка и с жадным интересом глазела на скромную обстановку баронского жилища.
- Простите меня, милый барон, что я так ворвалась, пока вы не одеты… - Глаза Софии с любопытством следили за каждым его движением, и Йохан действительно почувствовал себя раздетым. Он снял саблю с колен и спешно намотал шейный платок. – Но мне очень нужна ваша помощь.
- Что-то случилось с вашим дядей? С баронессой Катоне?
София покачала головой.
- Я узнала, что господина Уивера считают убийцей, - торжественно сказала она и с вызовом посмотрела на Йохана.
- Но причем здесь я?
- Во-первых, вы хорошо знакомы, - она загнула указательный палец. – Во-вторых, я знаю, что вы многое можете. В-третьих, вы - единственный, кто не верит в его виновность…
- Послушать вас, так вы хотите, чтобы я похитил его из замковых подвалов.
София потупилась.
- Для начала надо выяснить подробности, - наставительно сказал Йохан. - Я не знаю ничего, что случилось в тот вечер. И вы не знаете ничего, кроме слухов. Может быть, обвинения не состоятельны…
- Вы ужасный зануда, - упрекнула его баронесса, точно они были давным-давно женаты, и Йохан приподнял бровь.
- А вы заботитесь об убийце и наносите компрометирующие вас визиты.
- Я же со служанкой, - легкомысленно заметила София. – Просто мистер Уивер такой милый, и ему столь многое пришлось пережить... Я не могу оставить его в беде.
Йохан вздохнул. Девичья самоотверженность вызывала восхищение, но баронесса не понимала, к чему могут привести ее неразумные действия. Она точно шла по узкой тропинке, по каждую сторону которой клубилась тьма, и ежеминутно рисковала оступиться и упасть. Удивительно, как ей удалось прожить семнадцать лет на этом свете и не попасть в беду по собственной воле.
- Скажу вам честно, я намеревался идти к капитану, - неохотно признался Йохан, и София просияла. – Я расскажу вам, что узнаю. Но на вашем месте я бы держался подальше от тюрем и подозрительных людей.
Девица заулыбалась и спустила черную ткань на плечи, покрытые шелковой косынкой. Все наставления она явно пропустила мимо ушей, стоило только поглядеть на ее ясное лицо.
- Если бы не баронесса Катоне, - воскликнула она, повторяя давние слова, - я бы в вас влюбилась, барон. Так жаль, что вы лютеранин, а не католик! Замолвите словечко у капитана обо мне. Я бы хотела передать мистеру Уиверу еды и вещей собственноручно... Можете сказать, что у нас с ним амурные страсти. Говорят, так можно разжалобить и стражу, и самого капитана фон Рейне!