Граница

- Жалко, что вы не спасли господина Уивера, - неожиданно сказала она. – Дядя говорит, что после Рождества начнут строить виселицу для казни. Он был таким милым… До сих пор не хочу верить в его вину.

- Вы очень смелы, - отозвался Йохан, и София с любопытством взглянула на него.

- Почему?

- Думаете не так, как принято в обществе. И не боитесь говорить об этом.

- Нет-нет, - возразила она, но похвала ей польстила, и София покраснела от удовольствия. – Я большая трусиха. И откровенно говорю только с теми, кому доверяю и кем восхищаюсь, – с вами и с баронессой Катоне. Я теряюсь, если мне возражают, и начинаю думать, что я не права. Если бы не вы, я бы стала здесь пустой глупышкой. Но вы показали мне, что можно быть тем, кем хочешь. И приносить добро любыми способами.

- Думаю, - медленно сказал Йохан, - я не лучший пример для подражания. Особенно для такой знатной девушки, как вы.

- Поверьте, со стороны видно лучше! Но я ведь пригласила вас не только потому, что соскучилась, - она тревожно отвела взгляд. – Я хочу отплатить вам за мое спасение.

Йохан промолчал, и София продолжила:

- Мне кажется, вам стоит уехать.

- Почему?

Баронесса замялась с ответом.

- Ходят разные слухи, - неохотно отозвалась она. – Про вас и баронессу. Про ваше инкогнито.

- В слухах нет ничего страшного.

- Я боюсь, найдутся те, кто в них поверит.

София крепче зажала хлыстик в руке и умоляюще взглянула на Йохана. Ее широко раскрытые светлые глаза искали на его лице понимания.

- Я могу помочь вам встретиться с баронессой за пределами этого городка, - сказала она себе под нос. – Писать вам, куда она направилась. Если вас останавливает ваша любовь, я помогу вам.

Впереди шапка снега бесшумно сползла с дерева и упала на тропу. Гнедой заволновался, и Йохан потрепал его по гриве. Неосторожные слова о баронессе Катоне, которыми когда-то Лисица отговорился от вопросов Софии, теперь возвращались к нему, и он чувствовал себя в заколдованном круге. Он хотел обладать баронессой, но к этому примешивалось иное чувство, которому не было названия. И жалость, и осторожность, и неприязнь. Слухи наверняка распускал Вяземский, князь, который подает вино слугам! Не будь Анны-Марии, Йохан бы заставил его подавиться грязным лукавством, которым Андрей Павлович умело пользовался.

- Вы очень самоотвержены, София, раз решились предупредить меня, - ответил Йохан. – Еще неделю назад я бы отмахнулся от ваших слов. Но теперь… Вероятно, я действительно уеду.

Баронесса фон Виссен тут же огорчилась, словно сама была не рада собственному совету, и даже ее курносый нос понурился.

- Я могу рассказать, кто точит на вас зуб… - начала было она, но Йохан приложил палец к губам.

- Не стоит. Иначе вы заставите меня остаться.

Она вздохнула.

- Вы ужасный человек! – в сердцах заявила София, но она ничуть не сердилась. – Без вас здесь будет совсем не с кем поговорить. Но мы же еще встретимся? - ее голос стал почти умоляющим - Скажем, если вы задержитесь в Вене на год-другой?

- Все может быть.

Йохан знал, что загадывать глупо. А уж где он будет через год – того не знал никто, кроме Создателя. Возможно, уже в России, или же где-нибудь на просторах Европы. София расцвела, точно он пообещал жениться на ней, и пришпорила коня, весело гикнув. Она вырвалась вперед, и ветер сдул с ее головы треуголку, бросив шляпу прямо Йохану в руки. Тот поймал ее, но вместо того, чтобы вернуть законной владелице, повернул гнедого в другую сторону. Бешеная скачка длилась недолго, пока баронесса фон Виссен не загнала его в тупик, на холм, где поднимались новые кладбищенские ворота. Здесь она со смехом отобрала у Йохана шляпу, нарочито хмурясь, но ее округлое милое лицо сияло от удовольствия.

- Мы ужасно непристойно себя ведем, - заявила София. Она пыталась подавить улыбку, но не могла.

- Отчего же? – Йохану было приятно на нее смотреть, и он не отводил взгляда от ее растрепавшейся гладкой прически.

- Там горе, а мы тут смеемся, - совсем по-детски заявила она. – Слышите? Священник читает заупокойную речь. Только это ваш, лютеранский.

Когда недовольные слуги, наконец, нагнали их, Йохан дал Диджле пять крейцеров и велел отдать их родственникам умершего. Осман спешился, низко поклонился и исчез за воротами; вернулся он до странности смущенным, и Йохану удалось выпытать, что дочь покойника упала Диджле в ноги, а потом крепко расцеловала за нежданную подмогу.

- Хорошо, что вы не дали больше, господин, - заметил осман. Его глаза расширились, как будто он вновь и вновь вспоминал происшедшую картину. – Иначе она бы меня не выпустила живым.