Граница

Он набрался смелости и оглянулся на лестничный пролет за спиной, опасаясь, что Воуп, даже разорванный в клочья, пришел сюда вслед за ним и сейчас стоит за спиной.

– Прошу вас… Мне кажется, я…

– Заткни его, – приказал моряк товарищу.

Тот шагнул к Джефферсону, развернул его кругом и с силой шмякнул о стенку. Потом сунул ствол автомата между лопаток и быстренько обыскал, хотя один раз Джефферсон уже проходил через эту процедуру, когда их завели в помещение гаража.

– Фриско! – продолжал кричать моряк в микрофон переговорника. – Куда ты пропал?

– Да не ответит он, – сказал второй моряк. – Кажется, там запахло жареным.

– Что происходит? – раздался еще один голос, перекрывая завывание сирены. – Сержант Эйкерс, отвечайте!

– Пытаюсь разобраться в ситуации, сэр, а так все под контролем!

«Ишь ты, пройдоха, врет и не смеется», – подумал Джефферсон.

Сержант Эйкерс, кажется, был перепуган до смерти, но голос его звучал уверенно и твердо. Джефферсон повернул голову, желая посмотреть, что за птица этот третий, хотя уже и так догадался по голосу. Существовала только одна причина, чтобы здесь установили этот пост: такое помещение должны охранять и секретные агенты, и военные моряки.

В коридоре стоял президент Соединенных Штатов Америки.

– Джейсон! – воскликнул Джефферсон, глядя на президента Биля.

Он был знаком с этим человеком лично, встречался с ним один-единственный раз, и с тех пор много воды утекло. Джефферсона тогда все знали под именем Леона Кушмана, и работал он волонтером в избирательной кампании Билла Клинтона. А Джейсон Биль учился на юридическом в университете штата Миссури и был на четыре года старше Джефферсона. Оба тогда были молоды, уверены в себе и в собственных силах. И вот как-то раз эти два беззаботных баламута и смутьяна оказались вместе на одной вечеринке, где курили травку, говорили о страстишке Леона тайком пробираться на представления порнотеатров, а потом постепенно перешли к бессвязной дискуссии о достоинствах и недостатках некоторых актрис этого амплуа.

– Это же я! Леон Кушман! Неужели не помнишь?

Джейсон Биль был одет в темно-синий костюм и белую рубашку с галстуком в красную крапинку, так туго затянутым, что странно было, как президент умудряется дышать. На лацкане пиджака блестел значок с американским флагом. Он был худ, костюм и рубашка казались великоваты для его несколько усохшей фигуры. Грива некогда светлых волос подернулась пеплом седины и спереди поредела, но это место было тщательно зачесано и для верности, скорее всего, спрыснуто каким-то спреем. Он все еще оставался привлекательным и фотогеничным мужчиной, хотя под глазами обозначились темные, как синяки, круги. Высокий и благородный лоб прорезали глубокие морщины. Нижняя челюсть несколько отвисла, и пока Джефферсон ждал ответа, в углу левого глаза вдруг ожила какая-то жилка, отчего вся левая сторона лица задергалась, словно президенту только что отвесили пощечину, либо он ожидал от кого-то пощечины, и щека заранее стала вздрагивать.

– Леон Кушман! – повторил Джефферсон. – Вечеринку на квартире у Джинджер Райт помнишь, в мае тысяча девятьсот девяносто второго года?

За спиной президента возникла первая леди Америки, и это была не Джинджер Райт. Звали ее Аманда, в девичестве Гейл, она была дочерью председателя одной влиятельной группы финансовых компаний штата Миссури и сама в свое время основала агентство по связям с общественностью, которое помогло Джейсону Билю из сената штата добраться до Овального кабинета. Супруга и сейчас оставалась его опорой, как вот сейчас, держась за него с таким видом, будто он в любую минуту готов упасть.

– Кто этот человек? – задал Биль вопрос охранникам.

Речь его была медлительна и несколько слащава. Тик в углу глаза продолжался и стал еще заметнее.

– Зачем он здесь? – продолжил допрос президент.

– Прошу вас, сэр, вернитесь к себе, – отреагировал Эйкерс. – У нас все под контролем.

– Отвечайте, я требую! Я хочу это знать. Сирена завывает. Вэнс не отвечает на мои звонки, и Беннет тоже. Что происходит? Я требую объяснений.

– Сэр, прошу вас…

– Сержант, через час я выступаю по телевидению с обращением к американскому народу. Народ должен знать всю правду о сложившейся ситуации, он этого заслуживает.

Президент поднял голову и посмотрел в потолок. Левая щека его продолжала дергаться.

– Что это за сирена? Разве нельзя ее выключить?

– Да, сэр, – ответил Эйкерс, и от Джефферсона не укрылось, как молодой моряк бросил быстрый взгляд на первую леди и едва заметно кивнул ей. – Если позволите сейчас проводить вас к себе, сэр, мы отключим сирену, и все будет в порядке.

– Ко мне скоро должны прийти, чтобы делать мне макияж, – сказал Биль.

– Джейсон! – сделал еще попытку Джефферсон. – Я же тебе писал! Я просил тебя подписать фотографию!

До него вдруг дошло, под каким именем он рассылал просьбы о личном автографе на своей фотографии, чтобы потом производить впечатление на потенциальных хайроллеров.

– Джефферсон Джерико! Неужели не помнишь?

Президент открыл было рот, но тут же снова закрыл. Глаза его, казалось, подернулись какой-то непроницаемой пленкой.