Граница

Дерримен провел Дейва, Этана и Джефферсона еще через одну комнату, похожую на гостиную, и подвел к двери, над которой горела красная лампа и висело пока еще выключенное табло с надписью «Идет передача». Он открыл дверь и впустил их в тускло освещенное помещение с двумя рядами театральных кресел. Перед звукооператорским пультом с приборной панелью, на которой мигали зеленые лампочки, сидели три человека в наушниках. За большой стеклянной перегородкой располагалась трибуна с президентской печатью, а за ней стоял президент Соединенных Штатов Америки. К нему были устремлены лучи нескольких прожекторов и объективы двух профессиональных телекамер. Ими манипулировали операторы, тоже в наушниках. Еще один человек, примостившись на самом верху стремянки, настраивал лучи прожекторов. Седовласая женщина в джинсах и синей узорчатой блузке кисточкой пудрила влажный лоб Джейсона Биля. За спиной президента и за трибуной виднелись книжные полки, на которых стояли книги в твердых переплетах, а также небольшой бюст Авраама Линкольна, бронзовая скульптурка в виде сложенных в молитве ладоней с прислоненной к ним Библией, цветная семейная фотография в рамке – с Билем, первой леди и их детьми студенческого возраста, Джеймсом и Натали, небольшой глобус и кое-какие другие предметы, украшавшие кабинет президента в Белом доме. Все это расположилось на полках таким образом, чтобы попасть в объективы камер.

– Что это? – спросил Дейв. – Как…

– Сядьте, – сказал Дерримен. – Через минуту он начнет выступление.

Он указал на висящие над стеклянной перегородкой и отсчитывающие секунды цифровые часы.

Один из сидящих за пультом нажал на кнопку.

– Кэти, нос у него еще немного блестит, – сказал он усталым, безжизненным голосом, словно понимал, что проделывал это уже сотню раз, но такова его работа, и он должен исполнять ее по мере сил и возможностей.

Женщина кивнула и снова взялась за кисточку.

Дерримен сел в первом ряду рядом с Дейвом, а с другой стороны между Дейвом и Джефферсоном сидел Этан. В конце этого же ряда расположилась жена президента, которая не удостоила их ни единым взглядом. Она прихлебывала из стакана какой-то напиток с кубиками льда. Дейв поводил носом и учуял алкоголь.

– Ну что, теперь все в порядке? – спросил Биль, глядя вверх, где, должно быть, находилась закрепленная на стене с его стороны акустическая колонка.

– Да, все замечательно, сэр, – ответил сидящий за пультом.

– Мэнди! Я в порядке?

Голос Биля был тонкий и ломкий, совсем не тот, что Джефферсон с Дейвом помнили по прежним его выступлениям… впрочем, Дейв слушал его нечасто, политиков он недолюбливал. До того как пришли инопланетяне, он считал, что политики простым народом гнушаются, а заискивают и льстят только в том случае, когда им нужны голоса избирателей.

– Да, все нормально, – не глядя на него, отозвалась первая леди и сделала очередной глоток.

– Этому критику я доверяю больше всего, – объявил Биль всем, кто его слушает, и нервно хихикнул.

На нем был все тот же темно-синий костюм, в котором Джефферсон недавно его видел, с белой рубашкой и галстуком с красным узором. В этом наряде и после умелой работы визажистки он выглядел безукоризненно. Однако дело в том, что можно спрятать и круги под глазами, и глубокие морщины, но никакой мастер макияжа не спрячет внутреннее чувство трагического отчаяния, которое – Этан прекрасно это понимал – ощущали все, кто присутствовал в помещении.

– Сэр, – сказал сидящий за пультом оператор, – посмотрите, телесуфлер не отсвечивает?

Вопрос прозвучал холодно, механически-рутинно.

– Нет-нет. Все хорошо.

– Перед началом записи, как всегда, даем обратный отсчет. Кэти, заканчивай. Джордж, у тебя все в порядке. Освещение в норме.

Визажистка мгновенно прекратила работу, а осветитель спустился с лестницы и, сложив ее, отнес к дальней стене.

Джефферсон наклонился вперед.

– Что здесь происходит? – спросил он Дерримена.

– Президент выступает с обращением к нации. Он делает это два раза в месяц.

– К нации? К какой нации?

– К той нации, которая, по его мнению, где-то там еще существует.

– Он что, не знает всей правды? Думает, что у людей есть электричество и кабельное телевидение?

– Джентльмены, я нажимаю кнопку записи, – сказал человек за пультом, желая предостеречь их, чтобы они аккуратнее выбирали слова.

– Давай, – сказал ему Дерримен. – Мы пришли просто посмотреть.

– Камера один, приготовиться. Камера два, приготовиться. Господин президент, начинаем обратный отсчет… пять… четыре… три… два… один… вы в эфире.

В лучах прожекторов Джейсон Биль выпрямился во весь свой рост. Он не стал улыбаться, глядя в камеры, но и отчаяния в его лице больше заметно не было. Он был политиком до мозга костей и сумел выразить на своем худом желтоватом лице глубочайшую и самую искреннюю решительность и твердость.