– Он дело говорит, Джейсон, верь ему, – сказал Джефферсон Джерико. – Послушай… неужели ты меня не помнишь? Вспомни: Литтл-Рок, благотворительный обед для сбора средств на избирательную кампанию Била Клинтона в мае тысяча девятьсот девяносто второго года. Вечеринка у Джинджер Райт. Я тогда отзывался на имя Леона Кушмана. Ну, вспомнил?
Президент Биль медленно сощурился. Казалось, он хочет сосредоточиться и что-то вспомнить, но получалось у него плохо.
– Нет… не думаю, что мы с вами знакомы. Кушман, говорите?
– Ну да!
– У меня было… так много знакомых. Столько лиц, столько имен, всех не упомнишь. Сливаются в памяти. Простите… У меня болит голова, – сказал он, обращаясь ко всем троим. – Мэнди! Мэнди!
Он звал жену таким голосом, будто ее уже не было на своем месте, хотя она продолжала сидеть все там же, в каких-нибудь десяти футах, в конце ряда. Мэнди допила из стакана и встала с видом крайней усталости и уныния. Она ведет себя так потому, что ей на все наплевать, подумал Этан – буквально за несколько секунд он получил информацию о том, что она считает своих детей погибшими. А алкоголь притуплял ее душевные страдания.
– Я здесь, – сказала она. – Я всегда рядом с тобой.
Она проговорила это так, словно руки и ноги ее были скованы кандалами. А Этана разглядывала, как некое экзотическое растение, проросшее сквозь трещину в тротуаре. Этан знал, что ей очень хочется задать ему вопрос: «Кем ты себя, черт побери, возомнил?» Но даже для этого ей требовалось сделать усилие, на которое она была сейчас неспособна, и ее язвительный вопрос так и не прозвучал.
– Вы проделали очень хорошую работу, сэр, – сказал Дерримен и пожал худое предплечье президента.
Джейсон Биль сейчас походил на собственную тень. Ему нужно было постоянно напоминать и чуть ли не силой заставлять принимать пищу хотя бы один раз в день.
– Вы неизменно прекрасно делаете свое дело, – добавил Дерримен. – А теперь идите отдыхать. Послушайте музыку. Прошу вас, Аманда, не забудьте напомнить мужу, чтобы в пять часов он принял лекарство.
Этан заглянул в мысли Дерримена и узнал о том, что президент Биль принимает целый ряд лекарств, включая антидепрессанты, а для его жены первейшим лекарством служит бутылка виски. Запас виски на базе таял на глазах, она прикладывалась к бутылке все чаще. Это уже был второй ящик, от которого осталось всего три бутылочки. И Дерримен очень беспокоился о душевном здоровье первой леди государства, когда у нее больше не будет возможности заниматься самолечением.
Она взяла мужа под руку и повела к выходу из студии, стараясь ступать твердо и не очень качаться при ходьбе. Биль повернулся к главе администрации.
– Вэнс, – сказал он, бросив сначала быстрый взгляд на миротворца, – мы ведь здесь в безопасности, это так? Я имею в виду… он что-то говорил… про нападение горгонцев и сайферов. Нам здесь ничто не угрожает, правда?
– Я уже докладывал, сэр, что брешью в стене уже занимаются. Действительно, к нам кое-кто прорвался, но, как я уже говорил, атака отбита. – Последнее слово Дерримен подчеркнул особо. – Для вас и вашей супруги места безопаснее, чем это, нет.
– Благодарю вас. – Президент Биль снова повернул усталое лицо с измученными глазами в сторону Этана. – Вы ведь не причините нам вреда, правда? – спросил он тоном испуганного ребенка.
– Нет, сэр. Я не желаю вам зла, я только хочу помочь.
– Похоже… запирать вас бессмысленно, да? То, что вы сделали с воротами… запирать вас все равно бесполезно.
– Это верно.
Биль не нашел что добавить к сказанному; его истерзанный разум и так был перегружен до предела. Он кивнул жене, и они направились к двери. Непонятно было, кто из них кого поддерживает, кто из них чувствует себя лучше. Но выйти они не успели.
– Леон Кушман! – вдруг прокричал им в спину Джефферсон. – Теперь у меня другое имя, Джефферсон Джерико! Я был проповедником, выступал на телевидении! Вспомни же наконец!
Совсем немного не дойдя до двери, президент вдруг остановился и бросил быстрый взгляд назад:
– О да… тот человек. Это имя мне и вправду откуда-то известно.
– Это я! Я – это он!
– Идите отдыхать, сэр, – сказал Дерримен. – А с ним поговорите после, когда будет время.
Президент и его супруга вышли. Когда дверь за ними закрылась, Дерримен облегченно вздохнул. Потер все еще болевшую щеку.
– Да, – сказал он, – все это было очень… очень непросто.
– А легче уже не будет, – откликнулся Дейв. – Вы в самом деле снимали это его выступление или это так, для видимости?
– Он всегда просит записывать диск, чтобы потом смотреть и видеть свои ошибки. Так было с тех пор, как мы здесь, два раза в месяц. Я собираю отзывы. Он думает, что вооруженные силы все еще оказывают организованное сопротивление, что где-то там идут бои. Если бы у него не было веры в это… до сегодняшнего дня вряд ли дотянул бы.
– Когда они снова придут, – решительно сказал Этан, – то уничтожат и гору, и всех, кто в ней находится. Я, конечно, сделаю все, что смогу, чтобы вас защитить, но я не всесилен. Сожалею, что не смог защитить мистера Джексона, допустил его гибель. Когда вы доложите об этом президенту?