Граница

Он вытянул пальцы вперед и мысленно представил себе то, что нужно сделать. Из кончиков пальцев мгновенно рванулись вперед пять пылающих маленьких шариков и помчались по трассе, проложенной захватным лучом. Он мог бы, если бы захотел, лететь вслед за ними, мог бы сам спрятаться в одном из шариков. Снаряды, которые он создавал, вылетали из него, как из источника высшей силы, поэтому он сам был каждым из этих пяти маленьких горящих шариков, разрастающихся и пылающих все ярче: они пылали его гневом и яростью при виде скудоумия этих жалких созданий, вообразивших себя хозяевами самого вечного бытия, и теперь… теперь они получат свое в полной мере.

В момент удара шары уже увеличились до десяти футов в диаметре и пылали своей разрушительной энергией так ярко, что, если бы их смог видеть человеческий глаз, он мгновенно выгорел бы дотла, но, к счастью, их яростное свечение было за пределами спектра, воспринимаемого человеком.

Они ударили точно в то место, куда их направил Этан, ударили одновременно – ни один не опоздал даже на тысячную долю секунды – со скоростью более чем шестьдесят миллионов футов в секунду.

Если бы какой-нибудь земной ученый подсчитал силу этого удара, ему было бы очень интересно узнать, что тот равнялся взрыву двухмегатонной атомной бомбы, причем результат был достигнут без пламени, излучения и взрывной волны. В одно мгновение парящего на месте, прочного, как черный камень, с отливающей металлическим блеском спиной боевого корабля сайферов размером восемьсот футов в поперечнике просто не стало. Его разорвало на мельчайшие частички. Он испарился, был – и пропал, словно ветер прошумел мимо, и все кончилось. Захватный луч, разумеется, тоже погас. Вертолет снова рванул вперед – правда, сумел набрать всего четверть крейсерской скорости. Поврежденные двигатели стонали, словно молили о сострадании. А на землю снова обрушился ядовитый дождь. Капли его имели черный, как смола, цвет и сильно пахли бурой жидкостью кузнечиков, которой они выстреливают, когда в жаркий день попадают в жесткие пальцы мальчишек. Пузырясь, дождь стекал по красным скалам и поглощался песком, заросшим низким кустарником, который веками покрывал раскинувшуюся между Санта-Фе и Розуэллом пустыню Нью-Мексики.

Глава 33

Вертолет сделал в воздухе два неровных круга, то резко теряя высоту, то снова взмывая. На третьем круге Гаррет наконец заставил машину слушаться, и сердце его немного успокоилось, и он втайне возблагодарил Бога за то, что потренировался на тренажере. Нильсен выключил сигналы тревоги, проверил, как работают системы. С электричеством все было в порядке, но датчики на приборной панели показывали утечку топлива и гидравлической жидкости. Несущие винты, похоже, должны выдержать. Возможно. Но теперь вертолет в полете колотило и подбрасывало, словно он был не президентским воздушным судном, а телегой, трясущейся по вымощенной булыжником дороге.

До места назначения оставалось около сорока миль. С такой черепашьей скоростью они доберутся еще не скоро, но оба пилота были из той породы людей, которые, даже если от тряски у них из зубов повылетают все пломбы, во что бы то ни стало достигнут цели, если только вертолет не рухнет на землю. И дело тут вовсе не в храбрости: просто в этом кошмарном мире приземлиться пока больше негде.

– Возьми штурвал, – сказал Гаррет Нильсену, а сам отправился посмотреть, как там поживают его пассажиры.

В пассажирском салоне царил полный бедлам; морской пехотинец свернул шею и погиб, у мальчишки-пришельца сломана рука и плечо, вероятно, есть еще переломы. Он сидел, поддерживаемый с обеих сторон мужчиной в бейсбольной кепке и женщиной с лицом латиноамериканки. С президентом было все в порядке, хотя лицо его закрывала кислородная маска. Дерримен с генералом сидели с серыми лицами, причем Уинслетт стрелял глазами по сторонам, словно ждал момента, чтобы протиснуться сквозь разбитое окно и удрать куда-нибудь подальше. Еще один пассажир, по слухам бывший и довольно известный телевизионный проповедник, сидел на своем месте с плотно закрытыми глазами, словно мирно беседовал с самим Иисусом. Второй морской пехотинец остался цел и вроде невредим; от роду ему было двадцать три года, приземистый и крепко сбитый, он считал, что его очередь помирать настанет тогда, когда на Земле не останется ни одного живого человека, – такая установка всегда помогала ему в трудную минуту.

Гаррет открыл шкафчик и достал аптечку. Среди пакетиков очищающего и обеззараживающего средства для рук, рулончиков резиновых жгутов, ножниц, тампонов от укусов насекомых он нашел таблетки обезболивающего. Но пришелец помотал головой: нет-нет, никаких химических препаратов глотать он не станет… однако мужчина с женщиной уговорили его, и тот проглотил-таки две таблетки, запив их водой. Уинслетт тоже попросил парочку, и Гаррет уступил, хотя не бросалось в глаза, что генерал куда-то ранен. Гаррет задал вопрос и президенту, не нужно ли ему обезболивающего.

– Черт возьми, нет… главное, дотяни до места, пока твоя колымага не развалилась к чертям собачьим.