Граница

Но больше всего она была расстроена и убита; нет, так больше жить нельзя, она не позволит ему прожить хотя бы еще один день. Возможно, было бы правильнее отправиться в мир иной вдвоем. Хуже всего во всем этом – записка шестнадцатилетней девчонки, подсевшей на метамфетамин и покончившей с собой. Этот печальный, весь в пятнах от слез тетрадный листок бумаги Регина нашла у него в кармане, когда собирала вещи в химчистку. Или он сам хотел, чтобы она обнаружила эту записку? Нарочно положил ее во внутренний карман, чтобы Регина нашла ее и поняла, насколько мало она для него значит и что ей лучше держать язык за зубами, иначе все эти хайроллерские богатства превратятся в дым и пепел. Да, он хотел, чтобы ей стало известно: он просто обирал этих обремененных заботами и битых жизнью, умоляющих его о помощи девиц и женщин. Всех тех, кто участвовал в программе борьбы с наркотиками, матерей-одиночек или подвергшихся насилию девушек с синяками под глазами и кровоточащими сердцами, которые так нуждались в любви.

Регина давно знала, что девчонки, у которых есть проблемы с отцом, всегда нуждаются в любви и ищут ее, откуда бы она ни пришла. Они жаждут ее и отчаянно стремятся утолить эту жажду. Знала потому, что сама была из таких вот девчонок. А улыбочка, с которой весь из себя такой красивый, такой благочестивый и такой, блин, по-отечески ласковый Джефферсон Джерико[6] наслаждался утренней свежестью и любовался окружающим миром со своего любимого синего садового кресла… о, эта улыбочка говорила о том, что он даже не подозревает, что стены скоро рухнут, потому что на его женушку, которую он взял с отцовской фермы еще совсем девчонкой – сейчас она гораздо старше, ей уже под сорок, и ее укатали крутые горки, – внезапно снизошло озарение.

Да, стены этой твердыни совсем обветшали. Они трещат на глазах, и трещины кишат мерзкими гадами.

А пуля поможет в одно мгновение их очистить и обновить. А потом Регина вернется в дом, сядет за письменный стол хозяина и напишет о том, зачем она это совершила. Красочно обрисует все его гнусности, о которых, закончив свое расследование, ей сообщило детективное агентство, а в самом конце назовет настоящее имя Джефферсона, чтобы весь мир узнал, как пороки урожденного Леона Кушмана привели его к тому, что он оказался на столе в морге.

Босиком по изумрудной бермудской травке она молча подошла к нему со спины. Перед ней открылся вид, которым он любовался: у подножия невысокого холма, на котором стоял дом Джерико, расстилалось пастбище, где резвились лошадки, а за пастбищем виднелась окраина небольшого города. Это его город, тот самый, о котором он некогда мечтал и который построил. Этим утром город купался в солнечных лучах, медные крыши его домов сияли, как великолепное золото. Город был назван – вполне закономерно, с точки зрения женщины, которая собирается вышвырнуть его из этого рая, – Нью-Иден[7]. Он был выстроен в стиле американского городишки пятидесятых годов прошлого века, хотя, если честно, едва ли кто уже помнил, как такие городки тогда выглядели. Дома выкрашены в несколько разных цветов спокойных оттенков. Построены на небольших, но очень дорогих участках земли. Улицы городка расположены радиально и ведут к самому большому и самому изысканному зданию в центре – церкви Хайроллеров[8]. Отсюда Регине казалось, что здание церкви построено не из белого, как молоко, камня, а из воска такого же цвета… впрочем, плевать она на это хотела.

Нью-Иден располагался в тридцати шести милях к югу от Нэшвилла, столицы штата Теннесси, в местности, где раскинулись обильные сельскохозяйственные угодья, перемежаемые разбросанными то здесь, то там холмами. Время от времени сюда приезжал с концертом какой-нибудь представитель шоу-бизнеса, которому заранее были выплачены большие деньги за одобрение и поддержку хайроллеровской доктрины, и давал концерт на такой же большой сцене. Вместе с ним обычно прибывали поклонники артиста. Существовал и список очередников, жаждущих попасть в Нью-Иден, длинный, как проселочная дорога. Был даже еще один список очередников, желающих потрудиться здесь в сфере ландшафтного обслуживания или патрулирования территории. Казалось, весь мир хочет пройти через эти золоченые врата.

Сегодня, думала Регина, на самом верху иерархии появится вакантное место.

Ей очень хотелось сказать ему несколько слов, что-нибудь вроде «жадная сволочь» или «мне все известно», либо же «больше не позволю тебе делать это», и она уже открыла было рот, но передумала и решила предоставить слово пистолету. Как только по окрестностям разнесется грохот выстрела, его услышит охрана и вверх по длинной извилистой дорожке на своих золоченых колесницах-сегвеях сюда примчатся сотрудники службы безопасности. Так что времени, чтобы написать письмо и покончить с собой, у нее останется мало. Время пришло. Время, время, время… давно пора было это сделать.