Граница

Росточка он был невысокого, не больше пяти футов семи дюймов, и когда-то был толстенький, судя по отвисшим щекам, которые тряслись, когда он говорил. Тело его под белой грязной рубашкой и черными штанами явно похудело и обвисло складками. Он тоже был голоден. Хотя, может быть, подумал Джефферсон, горгонцы просто позаботились о том, чтобы он так выглядел. На лице незнакомца – борода с проседью. На вид не больше пятидесяти лет. Говорит с бруклинским акцентом, во всяком случае Джефферсону так показалось. Ноги обуты в черные легкие мокасины, стертые и стоптанные, хотя когда-то весьма недешевые.

– Неплохие ботиночки, – заметил Джефферсон. – То есть были когда-то. Вам бы лучше найти кроссовки. Гораздо удобнее.

– Да-да, вы правы, – отозвался тот и, прищурившись, оглядел Джефферсона. – А вы кто такой? Человек?

– Зовите меня Джефф, – последовал ответ. – Родом из Нэшвилла, штат Теннесси. Да, я человек.

«Только не задавай этого вопроса Регине, – подумал он. – И Эми Виксон тоже».

Но Эми умерла, покончила с собой, «но оставила на этой земле свою нетленную любовь», как было сказано в записке. Повезло этой сучке.

– Берт Рэткофф, – представился новоприбывший. – Из Квинса, штат Нью-Йорк.

Берт перевел взгляд на Воупа.

– Ну да, ты один из этих. Откуда явился? С долбаного Марса?

– Тебе не имеет смысла знать, – сказал пришелец. – Будешь звать меня Воуп. С этой минуты вы оба будете делать то, что я прикажу.

Острые глазки его были безжизненны и ужасны своей четкой фиксацией взгляда на объекте.

– Любое неподчинение будет караться болью. Идите за мной.

Он повернулся и снова зашагал в сторону центра, а Джефферсон с Рэткоффом послушно двинулись следом.

– Как они вас захватили? – спросил Рэткофф.

– Длинная история.

– А меня – когда раздолбали, к чертям собачьим, весь дом. Подняли, когда все кругом рушилось. Я очнулся… – Он помолчал, тряхнув головой. – Они проделывали со мной всякие штуки. Понимаете, когда-то мы слышали о том, как пришельцы захватывают людей и все такое, колют иголками в живот, загоняют железные пруты в задницу… Но… я только помню какой-то стол. Холодный, зуб на зуб не попадал. Может быть, из металла, но какого-то не нашего. Но главное… этот стол был как будто живой… он подо мной двигался. Будто перемещался. И колыхался, как живой. Я лежал на этом столе, и меня никто не держал, ничто не удерживало, но я не мог даже пошевелиться. И… вокруг меня эти фигуры. Скорее какие-то тени, словно не настоящие. И они не ходили… они словно… как… не знаю… будто все происходило в какой-то комнате со змеями, которые умели стоять… или ползать… скользить… Черт возьми, прямо не знаю, как сказать. И вот они что-то со мной делали, Джефф… это ничего, что я называю тебя Джеффом?

– Ничего.

– В общем, делали всякие штуки. Вскрывали меня. Мне кажется… я помню, что видел, как какое-то существо вынимало из меня кишки… обращалось как с какими-нибудь веревками. Все в крови. Мне кажется, они выпотрошили меня полностью… а внутрь сунули что-то совсем другое…

– У меня тоже в затылке эта штуковина.

– Да нет… нет. У меня все гораздо круче. Гораздо круче, – с нажимом повторил Рэткофф, а потом перешел почти на шепот: – Эта штука легко может свести человека с ума. Понимаешь?

– Понимаю, – ответил Джефферсон.

– Тихо! – сказал Воуп. – Ваша болтовня меня писает.

– А ты лучше следи за своим языком, – осмелев, сказал Джефферсон. – Хочешь сойти за человека, научись правильно говорить.

Вдобавок эти немигающие глаза… сразу видно, что не человек. Выходит, горгонцы не такие уж умные, как о себе мнят, если так плохо маскируются.

Но едва в голове Джефферсона мелькнула эта мысль, как затылок пронзила боль, несильная, как щипок, и по нервам мгновенно пробежал жар: ему дали понять, кто хозяин, а кто раб.

Они прошли уже почти половину следующей улицы, как вдруг со стуком открылась какая-то дверь. Из полуразрушенного дома появились двое худых бородатых мужчин с винтовками.

– Стой! Не двигаться! – приказал тот, что повыше ростом. – Ни шагу дальше, мистер!

Слава богу, Воупу хватило его английского, чтобы понять, что от них требуют. Он остановился, следом встали Джефферсон с Рэткоффом.

– Давай в дом, – приказал тот же, мотнув стволом винтовки в сторону двери. – Давай-давай, шевелись!

– Сэр, – начал было Джефферсон, – мы не…

– Заткнись! Шевелите задницами! Пошел!

– Вы нам мешаете, – сказал Воуп. – Это не разрешается.

– Вот зараза, да я сейчас пристрелю вас тут на месте! Ну, с кого начнем?

Он вскинул винтовку, целясь в Рэткоффа. Джефферсону показалось, что маленький человечек хочет задать стрекача, и быстро заговорил самым вкрадчивым, самым сладеньким голоском истинного торговца:

– Не торопись, Берт, не думаю, что это будет разумно. Воуп, лично я не хочу, чтобы меня сегодня пристрелили прямо на улице. Мы должны исполнить все, что от нас требуют. Ведь мы тебе очень нужны, тебе понятно?

Воуп уставился на него, и эти несколько секунд показались Джефферсону вечностью. Черт возьми, в любую секунду винтовки могут выстрелить. Но Воуп, видно, все понял.

– Правильно, – сказал он.