– На механика, да еще и на старшего, обязательно взгляну-с, – произнесла она, влюбленно глядя при этом на своего «неподражаемого старшину». Она и впредь не собиралась скрывать чувств к этому человеку, и присутствие посторонних ее не смущало. Иное дело – обстоятельства. Уже по дороге к каюте, в которой расположились трое раненых, Вадиму удалось немного оттеснить Риту и сообщить о стараниях полковника.
– Мне тоже показалось, что он настоящий мужик, – спокойно отреагировала Рита.
– Причем он сам так решил.
– Верю, Ордаш, верю. Ты бы до этого не додумался.
– Но капитан судна меня и не послушался бы, – задела его самолюбие женщина.
– Скажи полковнику, что к нему в каюту я откомандирую свою медсестру, Марью Ниловну. Она, конечно, не юная, но в любовных делах – как солдат: всегда в строю и всегда ко всему готова, да-с, – явно подражала она своему старорежимному наставнику. – Сам тоже не маячь, мне строго приказано было сразу же после операции лететь назад, чтобы освободить самолет. Поэтому лишние разговоры не нужны. Да и летчик о развлечениях наших догадываться не должен. Время как-никак военное.
Весть о «принесенной в жертву» медсестре полковник поначалу воспринял настороженно:
– Я разве просил тебя об этом? Просил поговорить с ней?
– Никакого разговора и не было. Хирург сама так решила. Наверное, приглянулись вы медсестре. И по возрасту она как раз…
– Ну, возраст – не самое большое достоинство этой медсестры. Но сохранилась она, не спорю, сохранилась, – пробубнил он, глядя на носки сапог. – А в остальном… Где моя каюта палубный матрос Севрюков знает, так что сам понимаешь…
22
… И тело у нее оставалось все таким же податливо нежным, и вела себя Рита достаточно деликатно, предаваясь сдержанным женским ласкам. Тем не менее вся эта любовная встреча происходила «как-то не так». Точнее, она происходила совершенно не так, как тогда, в скверике возле архангельского порта, и уж совершенно не так, как это представлялось Ордашу в его любовно-сексуальных грезах. И дело не в тех условиях, в которых они занимались любовью. Не было той пылкости чувств, не было юношеской тайны телесного познания друг друга, не проявлялось никакого азарта обладания.
Степенно вошла в отведенную им каюту, с холодной чопорностью восприняв поцелуи мужчины; степенно разделась и так же степенно улеглась на моряцкую лежанку, слегка, но в то же время демонстративно раздвинув ноги. Всем своим видом она как бы говорила мужчине: «Ну, ради бога! Раз ты так хотел этого… Вот она – я! Вся твоя, отводи душу!»
Пораженный этой демонстративной ритуальностью «возлежания», Ордаш даже не сумел должным образом настроиться на любовную связь, а пристраивался на краешке лежанки рядом с женщиной с той бесчувственностью, с какой мог пристраиваться рядом с беломраморной статуей. Брал он ее тоже как-то нервно, издерганно, не ощущая ни какой-то особой страсти, ни желания повторить или хотя бы продлить этот акт. «Именно так, – разочарованно подумал лейтенант, – и берут давно утратившие интерес к любовным забавам мужья своих опостылевших жен после каких-нибудь двадцати лет, проведенных в общей семейной постели».
Все еще оголенная, Рита уселась в постели, закурила и, по-мужски пуская дым ноздрями, с убийственной иронией произнесла:
– Что-то ты нынче не очень, мой неподражаемый старшина. Оробел, что ли?
– Да вроде бы нет, – судорожно напяливал на себя кальсоны. – Хотя немножко было…
– То ли от женского тела совсем отвык, то ли успел привыкнуть к мужскому…
– Как это – «к мужскому»? – застыл он с незастегнутыми кальсонами в руках.
Рита окинула его с ног до головы оценивающим взглядом, ухмыльнулась и, запрокинув голову, сделала несколько глубоких затяжек.
– Да это я так, не обращай внимания, – молвила она, улыбаясь каким-то своим мыслям или воспоминаниям. – Не таким ты представлял себе наше очередное свидание, правда?
– Не таким, – не собирался щадить её Вадим.
– В семейной жизни это называется «испытанием постелью». Платонические грезы наши – это одно, а сексуальная физиология, со всем её потом, женскими излияниями и прочим натурализмом, – совершенно другое. Уж поверь мне. Так что с этим тебе, боец любовного фронта, придется смириться.
– Ты с кем-то спишь?
– Нимба над моей головой вроде бы не наблюдается, это ты мог обнаружить еще в Архангельске.
– В смысле… Я хотел спросить: ты с кем-то живешь? – устыдился лейтенант некорректности своего предыдущего вопроса. – Ну, чтобы так, постоянно, как с мужем?
– За это время я вообще могла выскочить замуж. Первая невеста Салехарда и его окрестностей. Считай, всего Крайнего Севера. Такое тебе в голову не приходило?
– Женщина ты приметная, кто спорит? – возился он со своими портянками.
– Могла, но не вышла, – признала Рита. – Зато все «местные руководящие товарищи» как с цепи сорвались. Пришлось прикрыться одним из них, чтобы отбиваться от всех остальных. Иначе скурвлюсь, как говорят у нас, словно последняя портовая шлюха. Ты уж извини за откровенность.