Граница безмолвия

– Ну, вышки – это уже в самом погибельном случае, – проворчал Загревский. – Это ведь не просто так, это символ границы. Наше государственное присутствие на этих северных берегах.

Никто и не возражал. Однако все понимали, что, когда сильно прижмет, в сорокаградусные морозы придется жечь и эти символы.

– При контрольном осмотре территории острова, – продолжил Ордаш, – мы с вами, товарищ старший лейтенант, обнаружили остов какого-то деревянного судна и руины избушки. К тому же часть топлива можем получить из тех запасов дров, угля и горючего, которые имеются на фактории. Знаю, что существует приказ, запрещающий использовать эти запасы, но ситуация у нас исключительная, поэтому, ради спасения жизни солдат, приказ придется нарушить. И наконец, ефрейтор Оленев должен возглавить небольшую бригаду охотников, отобрав для этого трех-четырех бойцов, имеющих подобный опыт.

– Итак, – поднялся начальник заставы, завершая свой «военный совет в Филях», – общая ситуация безрадостная. Хотя и не безнадежная. Прежде всего следует позаботиться об элементарном выживании заставы – о том, чем кормить и обогревать людей. Если эту задачу мы не решим, никакой подземный лазарет нас не спасет: отощавшие от недоедания, мы попросту вымерзнем, как мамонты.

15

К стоянке «Призрака» Кротов и Бивень пришли как раз вовремя. В ожидании их пилот решил прогуляться по живописному предгорному ущелью, но увлекся так, что не заметил, как выход из него преградила стая волков.

Подвела Красильникова беспечность. Уверовав в том, что вокруг ни души, он отправился в эту длительную прогулку, будучи вооруженным лишь пистолетом, хотя в кабине у него имелась винтовка. Да к тому же нарушив жесткий приказ коменданта базы: от самолета ни на шаг!

Несколькими выстрелами – двух хищников убив, а одного ранив, – лейтенанту удалось развеять волков и прорваться сквозь скальную горловину, однако стая взяла его в полукольцо и, хотя и не спеша, но упорно преследовала. Хищники словно бы ожидали, когда человек израсходует последний патрон, оставленный уже для себя.

До самолета все еще оставалось метров двести, к тому же отступать Красильникову приходилось по низине, усеянной мелким гравием и острыми камнями, порой «переправляясь» через валуны. Несколько раз он падал, постепенно – от страха и усталости – теряя силы, а стая все наседала и наседала.

Первым эту сцену заметил Бивень. Выйдя из-за невысокого, ливнями и морозами иссеченного хребта, он мгновенно оценил обстановку, а главное, безошибочно определил вожака стаи, которого подстрелил с первого же выстрела. Именно подстрелил, а не свалил наповал, потому что знал: мгновенная гибель вожака особого влияния на стаю не оказывает. В страх хищников повергают его мучения, его предпогибельный вой. Еще два выстрела, уже вдогонку, окончательно загнали уцелевших волков в ущелье, позволив Красильникову предстать перед комендантом. Тот не стал ни орать на него, ни просто упрекать, а, ткнув дулом винтовки в горло, заставил в таком состоянии пятиться, пока тот не уперся спиной в высокий ребристый валун.

– Завтра же начнешь давать мне уроки пилотажа, висельник ты пропойный, – прохрипел он, теперь уже просверливая грудь пилота.

– П-пил-лотажа? – заикаясь, спросил тот, не понимая, к чему это было сказано. – Уроки? Вам?

– Нет, архистратигу Михаилу. Я ведь только потому и не могу пристрелить тебя сейчас, что некому будет поднять в воздух эту стрекозу, – кивнул он в сторону самолета.

– А когда обучу? – наивно поинтересовался пилот.

– Как только обучишь, пристрелю при первом же подобном нарушении дисциплины. Перед строем. В назидание всем прочим. Так что придется тебе в учительстве пилотажном очень даже постараться.

– Да уж, стану я ради собственного убиения стараться, – огрызнулся Красильников.

Как только они поднялись в воздух, Кротов приказал взять курс не на базу, а на слияние Эвены с Тангаркой. Он словно бы предчувствовал, что, оказавшись над плесом реки, увидит за холмистой грядой тангарского правобережья, километрах в пяти-шести юго-восточнее устья Эвены, стадо оленей.

– Сдается мне, что стадо это не дикое! – прокричал он на ухо пилоту.

– Поохотиться решили? – осклабился лейтенант. Об обиде, нанесенной ему штабс-капитаном, казалось, было забыто.

– Считай, что поохотиться, – проворчал Кротов, а еще через минуту, заметив аборигена верхом на олене, приказал: – Снижайся и подбирай лужайку для посадки. Поближе к стаду.

Поняв, что самолет садится, всадник сразу же погнал своего сохатого к месту приземления. На вид ему было около пятидесяти, на нем была короткая облезлая куртка из оленьей шкуры, такие же старые облезлые унты и толстые, разорванные в нескольких местах ватные штаны.

– Ты кто: ненец, долган, эвенк, манси? – сурово спросил Кротов, как только оленевод спешился.

– Эвенк, однако, начальника, – проговорил пастух, не вынимая потрескавшейся трубки из таких же глубоко потрескавшихся губ.