Граница дозволенного

Вот мы с гостем сидим на жутком диване, который я на следующий же день после приезда попыталась облагородить ярким полосатым покрывалом. Через открытые окна доносится шум с улицы. Эсекьель растянулся на ковре, облокотившись на длинные, почти метр в длину, валики. Мне страшно, что выйдет какая-нибудь промашка, и в то же время я боюсь конкретики. Скольжу взглядом по рукам и ногам Люсьена. Мне хочется их погладить. На нем шлепанцы с перемычкой через большой палец. Я заглядываю ему в лицо, пытаясь разобраться, улавливает ли он происходящее между мной и Эсекьелем. Он смотрит все так же простодушно, но общается теперь в основном со мной. Мы раскуриваем косячок. Сердце колотится все сильнее. Люсьен делает осторожную затяжку. Мы смеемся, вспоминая, как скованно держались на факультетском вечере.

Как же все случится, как мы перейдем грань, отделяющую обычные дружеские посиделки от неизвестности, где останется руководствоваться лишь интуицией? И в следующее мгновение Эсекьель ее переходит — перемахивает эту на первый взгляд непреодолимую пропасть, прерывая затянувшееся молчание вопросом: «Хочешь переспать с моей женой?» Я отчетливо помню выражение лица Эсекьеля. Он абсолютно серьезен, ни намека на смущенную улыбку или стыд, — предложение решительное, безапелляционное и недвусмысленное. «Мы были бы не против», — добавляет он, видя замешательство Люсьена. Гость поворачивается ко мне, но я не понимаю, что выражает его лицо — предвкушение, страх, ступор? С озадаченной улыбкой он переводит взгляд на Эсекьеля, ставит стакан виски на столик и молча целует меня, его ладонь проскальзывает мне между ног. На моих губах вкус виски, по бедру пробегает дрожь от прикосновения.

Мы полураздетые в спальне — он в черных плавках, я в трусиках, под которыми меня ласкает его рука. Несмотря на эрекцию, его орган поражает меня бледностью — он такой же светлый, как ладони и подошвы ступней. Опустившись на колени, я сосу этот тугой початок. Люсьен гладит меня по голове, ласкает мои груди, будто взвешивая на ладони. Эсекьель раздевается и проводит ладонями по моей спине. Потом Люсьен опрокидывает меня на спину, стягивает с меня трусики и, целуя уже со всей страстью, берет с ночного столика презерватив, оставленный Эсекьелем. Пристроившись между моих ног, он входит в меня. Перед глазами прыгают мышцы его груди, слегка полноватые, но крепкие. Эсекьель пристраивается сбоку. Мне хочется, чтобы мы были рядом. На его лице по-прежнему ни тени сомнения относительно происходящего. На моем, наверное, тоже — скорее, наслаждение. У Эсекьеля эрекция. Темный потолок в плавном медленном ритме озаряют отсветы автомобильных фар. Гость покрывает поцелуями мою шею и грудь, потом вдруг подставляет губы Эсекьелю. Но тому это не нужно. Повелительно и ободряюще глядя на Люсьена, он кладет руку мулату на плечо, и тот двигается во мне, пока не доводит до короткого, но бурного оргазма. Сам Люсьен кончает чуть погодя, по-настоящему, не имитируя, с долгим рыком на одной ноте. Муж финиширует третьим — в этот момент я о нем и думать забыла и не сразу понимаю, откуда взялась горячая сперма, обжигающая мое бедро.

Потом Люсьен неторопливо одевается — без лишней спешки, но и не стараясь тянуть время. На прощание целует меня в губы. Мы с Эсекьелем снова остаемся вдвоем, пристально смотрим друг другу в глаза, лежа на боку. Молчим. Слова бессмысленны, однако глаза его я должна видеть, чтобы не сомневаться в совершенном. Так мы и засыпаем в той же позе, что и в последнюю нашу ночь вместе.

Просыпаемся поздно и идем в «Миракл» на бранч. Эсекьелю не нужно в университет, значит, это суббота. В этот раз мы садимся внутри, спасаясь от жары и духоты под кондиционерами. Спалось мне спокойно, совесть не мучила. Я не жалела, что мы сломали интимные барьеры и допустили к нашей близости постороннего. Я не чувствовала себя ни использованной, ни грязной. Наоборот, появилась какая-то легкость, уверенность в себе, дерзость. Детали этого утра стерлись из памяти, но скорее всего было примерно так: я сижу в кресле за столиком, наслаждаясь крупитчатым смузи, в меру сладким маффином, возбуждающими обрывками разговоров за соседними столиками. Ночные события мы, кажется, не обсуждаем. Плоть гасит любые всплески целомудрия. Плоть — это приют, за стенами которого можно оставить все сомнения. У меня перед глазами Эсекьель — он сидит развалившись на плюшевом диване, на лице безмятежность.