И какими бы яркими ни были воспоминания, которые она каждый раз дарила ему, они просто не могли скрасить эту часть. Однако, надо отдать ей должное, она старалась это делать, вкачивая в его разум какие-то психические опиаты собственного изготовления. В этот момент щупальце обмоталось вокруг его пениса и сжалось, в то время как другое щупальце щелкнуло его по бедрам. Что-то движущееся в глубине ее фальшиво-человеческого тела снова раскрылось и сжалось... и еще раз... и
... он оказался рядом с молодой блондинкой, гитаристкой Мэрригольд, которая самозабвенно наигрывала «Greensleeves[16]
» на своей акустической гитаре.Тем временем нечто внутри его инопланетной любовницы продолжало сжимать его. Оно было сильным, как человеческая рука. Щупальца извивались в экстазе и щелкали по нему, словно плети. Он никогда не видел их, но представлял, какими они должны быть. Она была достаточно любезна, чтобы убрать их, когда закончила с ним. Когда она решила, что достаточно насладилась, зажим из плоти внутри нее раскрылся и выпустил Джефферсона наружу. Почти теряя сознание, он задумался, используют ли горгоны для чего-то человеческое семя, или... что? Однако мысль быстро покинула его. Теперь ему было все равно, потому что — хотя он и боялся этого существа, и она управляла им с помощью какого-то устройства на затылке — эти чувства отступили перед призывом тела. Ему пришлось броситься в ванную, где его вырвало. В это время он опасался... что она будет читать его мысли и увидит его отвращение.
Да, ему приходилось в жизни спать и теми женщинами, которым стоило бы носить пакеты на голове. По крайней мере,
Он знал, что будет думать так, пока она не освободит его, не отправит обратно. А после — реальность ударит его, он снова войдет в свой муравейник, поднимет крышку своего муравьиного туалета, вывернется наизнанку, сбросит с себя одежду, на которой всегда оставался какой-то неприятный запах, и забьется в угол. Он будет оставаться там, опасливо водя глазами по комнате и дрожа, как после самого страшного кошмара, пока Регина не скажет ему:
— Мой Джефферсон?
Он лежал обнаженным на спине на смятой простыни. Глаза его были закрыты. Теперь он открыл их и уловил тусклый свет свечей. Она стояла около кровати, снова одетая в свое элегантное черно-золотое платье. На ее лице было множество теней, а ее глаза сверкали. Может быть, он лишь вообразил это, но зрачки казались ему кроваво-красными. Джефферсон подумал, что ее маскировка начинает таять.
— Для тебя есть задание, — сказала она.
Он лежал неподвижно — слишком слабый, чтобы снова начать двигаться.
— Произошел... — она сделал паузу, наскоро подбирая слова из того запаса, которым успела овладеть. — Инцидент, — продолжила она. — Четыре часа назад, если брать ваше измерение времени.
Она, что, стала чуть выше прежнего? Больше? Что-то в ее внешности навевало мысли о самой глубокой тьме во вселенной. И ее голос — несколько голосов, слитых в один — звучавший с призрачным эхом... был очень грозен.
— Мы требуем от тебя, — сказала она, — помочь нам.
Когда он не нашелся, что ответить, хор голосов резко спросил:
— Услышал нас?
— Да, — ответил он, не на шутку встревожившись. И повторил, чтобы она знала, насколько много внимания он уделил ее просьбе. — Да, услышал.
— Один мальчик... беспокоит нас. Он помог нашему врагу. Мы хотим знать о нем больше. Ты найдешь его и приведешь к нам.
— Что? — Джефферсон сел на кровати, все еще слабый, но способный мыслить достаточно ясно, чтобы обдумать услышанное. Ее глаза с красными зрачками — теперь вертикальными — как будто висели в темноте над странным деформированным телом в платье, которое изменило размеры, чтобы соответствовать форме, и он почувствовал, как в его внутренностях снова зажигается животный страх. Он начал потеть, и ему снова пришлось отвести взгляд. — Мальчик? Какой мальчик?
— На наши вопросы нужно отвечать, — отозвался хор голосов. — Он с другими особями вашего вида. Они защищают его. А ты... — и снова она старалась подобрать нужное слово. — Переговорщик. — закончила она. — Ты можешь вызвать доверие.
— Да, — сказала она. — Именно так.
— Я... я не знаю... что ты...
— Ты знаешь. Прорвись через их защиту. Доберись до этого мальчика. Возложи на него свои руки и приведи его к нам.
— Я не могу... послушай... послушай, почему вы сами не можете этого сделать, раз он так важен?
— Так нужно, — ответила она. — Человеческое касание. А мы были бы... как тебе сказать...
— Привести к вам? Но как мне это сделать?