Граница у трапа

И она, оказывается, говорит по-русски. А сын?

Мальчик сидел на одном из чемоданов, тупо рассматривал пол. Заболел малый, что ли? Вид у него какой-то невеселый. Если они так суетятся, дело нечисто. Может, все же, просто люди душевные?

— Золота нет? — влепил я вопросик, следя за лицом турка. — Или долларов?

Турок испуганно отшатнулся и с укором посмотрел на меня, словно я сказал какую-то скабрезность.

— Зачем так говоришь? Нет золото. Мы бедный. Очень бедный.

Подошел Никитин. Соскучился! Сейчас начнет советы давать.

— Как тут?

Никитин внимательно посмотрел на открытый чемодан.

— Да так... Сигареты предлагают. Коньяком угощает. Бедный человек, — проинформировал я вполголоса.

— Его улыбку рассмотрел?

— Ага... Бедный, а на золотые коронки наскреб. Чемоданы японские, фирменные. То, что они в рванье, ничего не значит.

Из-за плеча Никитина видел — турок тоже совещается с женой. Тайм-аут. Совещается или просто недоумевает, почему его так долго маринуют в духоте досмотрового зала? Мальчик хотел подняться, турок удержал его. Заболел малый?.. Вон как голову опустил. Уши торчат, шея тонкая.

— Больше надоедать не буду, сам решай. Учти, кроме пассажиров, надо Кобца подменить на проходной.

Так. Посмотреть весь багаж не удастся. Вон сколько всего — целая баррикада. Ну, а если пораскинуть мозгами? Взятка, кепка, японские чемоданы, суетливые жесты, мальчик, который сиднем сидит, и встать ему не позволяют, золотые коронки, шушуканье, деньги взаймы — прямо сборник народных примет получается. Разгадка — на последней страничке этой начинающейся истории, то есть, в конце коридора, где находится служебная комната...

Я подумал, что вот так постепенно во мне может появиться жестокость. Или бездушие. Люди беззащитны пред лицом моих полномочий. Так что же? Отпустить их?

— Знаете что, — задумчиво сказал турку, — пойдемте-ка со мной для более подробной беседы. Нет-нет, вы побудьте здесь, — остановил я жену турка. — И мальчик пусть побудет с вами.

Турок изменился в лице, зачем-то застегнул пиджак на все пуговицы, положил кепку на один из чемоданов.

— Кепочку не забудьте.

Ишь, забывчивый какой! То из рук не выпускал, то все бросает... Скучно с такими контрабандистами!

Я сгреб со стола паспорта, декларацию, драхмы и повел турка в служебную комнату, кивнув на ходу инспектору карантина и Никитину. Они пошли за нами.

В досмотровой комнате положил на стол «Акт о проведении личного досмотра».

Турок прочитал, глухо сказал:

— Ничего нет. Я ехать Казахстан. Мы бедный.

В комнате воцарилась тишина. Я невольно смутился. В самом деле — чего пристаю к незнакомому человеку? Сторож с покалеченной рукой насобирал деньжат на дорогу, прихватил жену, сына, а я извожу его вопросами. Нехорошо получается!

— Дайте вашу кепочку, — попросил Никитин.

Турок сидел несколько секунд, не шелохнувшись, затем отдал кепку.

Так и есть. Под внутренней складкой пальцы Никитина нащупали сложенные вдоль купюры. На стол легли американские доллары. Немного. Всего шестнадцать. Но и то неплохо. Значит, интуиция меня не подвела.

Но почему у бумажек такой странный вид?

— Это старые доллары, — пояснил Никитин. — Видишь, они шире и длиннее тех, что в ходу. И цвет у них немного другой.

Все знает Никитин! Эталон таможенника!

— Как их оценивать? По какому курсу?

— Не спеши. Может, еще кое-что есть.

Ну Никитин! Знает, когда вылить ушат холодной воды.

И впрямь я уж хотел на радостях оформить протокол и вернуться на рабочее место, имея на боевом счету очередную победу. А он меня носом макнул — мол, молодой, не спеши. Но где искать это «кое-что»? В каком месте?

Турок, сгорбившись, утирал кулаком глаза. Этого еще не хватало!

Как ему втолковать, что у нас другие законы, что не ценности его нам нужны, а знание того, что, когда и кем провозится через границу.

— Есть еще что-то припрятанное?

— Нет. Ничего нет.

Никитин взял со стола акт и вышел. Получение разрешения на производство личного досмотра отняло немного времени. Теперь мы брались за турка всерьез.

— Снимите туфли, — попросил я. — Да, да, туфли.

Туфли для контрабандиста — старый и самый ненадежный тайник. Если хотят что-то спрятать, обязательно заколачивают в каблуки или подметки.

Турок нехотя, долго стаскивал туфли. Поставил их рядышком, поджал ноги, как дите малое, скукожился.

С виду туфли как туфли. Не очень дорогие, на толстой подметке. Одна деталь отличает их от серийных, обычных — архитяжелые. Приблизительно на полкилограмма тяжелей, без весов чувствуется. В таких месяц походишь — чемпионом по бегу станешь. Господи, когда же они перестанут прятать в обувь? Книг не читают, что ли?

Я посмотрел на Никитина, отдал туфли. Он взвесил в руке.

— Что в туфлях?

Турок молчал. Сидел, нахохлившись, как загипнотизированный. Плакать не порывался, слезы не демонстрировал, о бедности не заикался.