Границы безумия

Однако это не объясняло, отчего Фингерлинг так искренне обо мне переживал. Сегодня я расслышала в его голосе нешуточную тревогу — и кое-что поняла. Что инспектор, несмотря на дерьмовый характер и очевидную ко мне нелюбовь, все-таки поставил мое благополучие выше своего собственного. А следовательно, он чуткий, бескорыстный и, главное, порядочный человек. Пусть я и разгадала его тайну, только это еще не значит, что я собираюсь выбалтывать ее остальным.

И он должен об этом знать.

— Ну как, большой куш сорвал? — спросила я.

— Не понимаю, о чем ты, — торопливо ответил Фингерлинг, тем самым доказывая обратное.

— Не волнуйся. — Я выставила вперед руку. — Я в твои дела лезть не собираюсь. У всех нас есть грехи. И у меня тоже.

Он опустил взгляд, уставившись на ботинки, а я продолжила:

— Я, конечно, порой несу всякую чушь, но трепаться не люблю, поэтому можешь на меня положиться. Я знаю, каково это — бороться с тем, что сильнее тебя. Если захочешь вдруг поговорить — обращайся. Я всегда буду на связи. Потому что по себе знаю, как нелегко быть одному. Иногда без поддержки не обойтись.

Вспомнилась вдруг та женщина из поезда, Тереза Линч. Я разглядывала ее за секунды до трагедии и видела, как она замкнулась в себе, считая, что так безопаснее. Вот и я сторонилась людей. Иногда понапрасну. Взять хотя бы сегодняшний день. Я взвалила на свои плечи непомерный груз — и в результате погиб человек…

Возможно, иногда не стоит уходить в себя. Иногда лучше наоборот — открыться людям.

Стоя перед Найджелом Фингерлингом, я протянула ему руку в знак дружбы и намеренно, жестом покорности, склонила голову.

Сперва он ничего не сказал. Только прищурился и сдвинул брови, наморщил лоб, поджал нижнюю губу. Задумался, взвешивая мои слова и размышляя, стоит ли мне доверять. Я молча ждала.

Я раскусила Фингерлинга. Теперь его очередь. Будет здорово, если он поймет, что я не представляю собой угрозы. Что я говорю искренне.

Потому что для поимки преступника нам придется работать в одной связке.

Глава 81

— Что ж, буду весьма признателен, Мак, — произнес наконец Фингерлинг, встречаясь со мной взглядом.

Я улыбнулась. Он впервые так меня назвал.

— А теперь давай о том, что ты говорила по телефону. Почему ты уверена, будто Эйдан Линч и есть Протыкатель? Он же двадцать пять лет как умер.

Я принялась рассказывать с самого начала. Об охоте за подсказками, о загадках, о том, что они значили. О том, как я выяснила личность преступника и связала его с Грантом Таплоу.

— Линч вполне мог инсценировать свою смерть, — заключила я. — Пусть это кажется надуманным, но все доказательства тоже указывают на него.

— Выходит, ты не только аналитик, но и детектив, — хмыкнул Фингерлинг. Немного снисходительно, однако без злости. — Может, в этом что-то есть… Расскажем о твоей теории ребятам. Но сперва тебе стоит взглянуть на место преступления.

— Принято, — сказала я, следуя за ним ко входу в главное здание.

Он распахнул передо мной дверь.

— Прошу.

Когда мы вышли из лифта, Фингерлинг махнул рукой:

— Комната жертвы там. Только соберись сперва. Даже я за двадцать лет службы такого не встречал.

Он приподнял ленту с надписью «не пересекать» и крикнул криминалистам, искавшим отпечатки:

— Эй, парни, пу́стите нас на пару минут?

Мы облачились в защитные костюмы и назвались констеблю, который внес наши данные в журнал.

Затем перед нами выступил главный криминалист и прочитал целую лекцию о том, куда можно наступать на месте преступления, а куда нельзя. Таким тоном, что мой прежний инструктор по строевой подготовке удавился бы от зависти.

Мы вошли. Я поперхнулась желчью. Глаза заслезились от запаха. Воняло невообразимо, резко и тошнотворно-сладко. Будто тухлым мясом вперемешку с дешевыми духами. Запах комом встал в горле; я буквально чувствовала его на вкус. Опять затошнило.

Я достала из сумки баночку «Викс вапораб»[50] и мятные леденцы — старое доброе безотказное средство.

— Мне тоже дай, — попросил Фингерлинг, когда я принялась мазать ноздри.

Я встала в дверях и осмотрела комнату, пытаясь понять человека, который в ней обитал. Всего пару часов назад здесь был его дом. А теперь это место преступления, и каждая доступная поверхность усыпана порошком для снятия отпечатков.

Комната обставлена довольно скудно, хотя в интерьере чувствовала женская рука. Возле стены стояла односпальная кровать со светло-зеленым покрывалом в ногах. Старомодный ночной столик с коробкой цветных бумажных платочков. На подоконнике — ваза с гвоздиками, изрядно увядшими. Такие букеты продаются в любом супермаркете; наверное, их купили вместе с продуктами, и тот, кто их принес, давно уже не появлялся в гостях. Скорее всего, дочь. Тереза. Кто бы ни навещал старика, он явно пытался украсить ему жилище.

У окна, выходившего на детскую площадку, стояло кресло с лоскутными подушками. Судя по затертому сиденью, Грант Таплоу проводил в нем немало времени.

За окном на детской площадке я заметила мальчугана лет девяти-десяти, и вздрогнула. И часто он сюда приходил? А Грант Таплоу — на него пялился?