Границы памяти

Фреда разбудил Аммерт. Подняв тяжёлые веки, Берроу на секунду подумал, что ослеп. Не было видно ни звезды, ни огонька. Шум леса утих, будто стянувшись в одну крохотную точку. И только тогда, в тишине, начал медленно появляться свет — сначала маленькое пятнышко в метре над землёй, потом светящееся облако, в котором пульсировали яркие сгустки, словно в кислом молоке. Тишина не была только отсутствием звука — она была чем-то давящим. Это давящее чувство усилилось, и стало слышно, как в ушах бьётся пульс. Слабый ветерок подул в спину. Свет затягивал воздух и шум, а с воздухом — листья и траву. Илстор, видимо неопытный в деле переходов, пригнулся и подошёл к светящемуся туману. Как только он приблизился так, что свет обрисовал его лицо морщинами, невидимая сила отшвырнула Илстора назад на несколько шагов. Теперь служитель лежал на земле, отряхиваясь от листвы и соображая, что произошло.

— Это я тебя отбросил, — признался Аммерт холодным тоном. — Никогда не приближайся к Тоннелю, если не знаешь что с той стороны, — когда он говорил это, его лицо, едва шевелилось, только губы двигались чуть заметно.

«Странно это, — подумал Фред. — Я вот этого не знал, я в этом мире новичок, но он… Мне бы не пришло в голову прыгать на рельсы метро».

— Когда Тоннель начнёт затягивать свет, у нас будет три секунды, чтобы войти. Пошли!

Взявшись за руки, все трое прыгнули в светящееся облако.

Наверное, невозможно описать ощущение, которое испытываешь, когда переходишь по Тоннелю. Фреда ослепил ярчайший свет. Чёрный лес как будто распался на тысячи маленьких белых точек. Точки стали вращаться снежинками, заставляя вместе с собой кружиться голову, а затем воссоединились, образовав совершенно иную картину. Всё это заняло не больше двух секунд, но ощущалось как часы, дни, недели и даже годы. Сколько именно — понять было нереально, потому что само время будто спотыкалось, а затем продолжало свой ход. Из ночи в день. Мгновенно, сильно, волнующе, как затяжной прыжок с парашютом из горящих огнём небес в ледяное бездонное и бескрайнее море.

«Кто я? Где я? Что это растёт из меня?»

Он ощупал своё тело. Тело, как выяснилось, состояло из туловища, рук и ног. Оно лежало на песке. Кроме песка, были острые маленькие штуки, похожие на мягкие гвозди или иголки. Через минуту, глядя в безоблачное голубое пространство с бледно-жёлтым диском, он вспомнил, как его зовут. Поднявшись, превозмогая слабость, огляделся.

Трое лежали на ровной пустынной земле, над которой пробивался рассвет. Здесь ничего не росло, кроме мелких жёстких кустарников. Сухой ветер, дующий, непредсказуемыми порывами, заставлял кустарники колыхаться, издавая «недовольный» шорох. Те засели кучками, вдалеке друг от друга, словно жадные дедки, не желающие отдавать какому-то ветру свою влагу. Аммерт уже давно стоял на ногах и вглядывался в даль просторной полупустыни. Глаза бегали. Между бровями образовалась тревожная складка.

Сопровождающий из Культа оказался отброшен далеко, и барахтался в песке, пытаясь найти свои ноги. Заметив его, Фред помахал рукой.

— Илстор! Сюда.

Первое время Фред не помнил, что он вообще тут делает и почему сидит на песке. Лишь когда он услышал знакомый голос, немного высокий для возраста своего обладателя, он вспомнил, что ещё недавно находился в ночном лесу, среди переплетённых ветвей. Теперь в это верилось не сильнее, чем в сказку о феях и троллях.

— Иернэ́ И́ллес, мы живы! Теперь осталось понять, надолго ли, — Аммерт ещё раз оглядел полупустыню. Повернулся чуть правее. Ещё немного правее. Развернулся на сто восемьдесят градусов. Потом ещё немного, в ту же сторону. В итоге, остановился, глядя в том же направлении, что и раньше.

Илстор, сделав над собой усилие, поднялся на ноги, отряхнулся и поравнялся с Аммертом. Последним неохотно встал Фред.

— Идём, — Аммерт послюнявил палец. — Туда.

— Почему туда?

— Мне так хочется. А если серьёзно, во-о-он там, видишь?

Оно явилось не сразу. Как из тумана проступили сначала общие очертания, затем детали, а затем это удивительное нечто наполнилось жизнью, как некий громадный медленно прогревающийся агрегат. Фред никогда не жаловался на фантазию, но вообразить себе такое не мог даже он. Не говоря уже об Илсторе, который, при виде того, что явилось посреди пустыни, упал на колени и принялся благоговейно бормотать.

Многоярусный город, как исполинский многослойный пирог пронзённый множеством вертикальных, как взлетающие ракеты, столпов. Он был похож на видение, на мираж, на безумную игру дерзкого воображения, способного поспорить с законами физики и пространства. Трёхмерный, после привычной убогой двухмерности, он расширял границы мышления. Казалось, город парил, хотя и тысячами прочных ног-столпов упирался вземлю. Молчаливый великан. Издали он выглядел безжизненным. С каждым шагом, город открывал всё новые свои детали, и вот уже население его не просто теплилось — оно бурлило на всех прослойках, на каждом уровне.