Гравилёт 'Цесаревич'

- Я и говорю о деле, Анатолий Феофилактович. Под красным знаменем, например, геройски погибали на баррикадах лионские ткачи в восемьсот тридцать четвертом году - отнюдь не преступники, а простые, справедливые, доведенные до отчаяния нищетой труженики. Были и другие примеры. И вот. Может быть, возможно, не исключено, существует некая вероятность - что сохранилась некая герметическая секта, блюдущая учение коммунизма в первозданной дикости и совершенно уже выродившаяся... ну, что-то вроде ирландских фанатиков, еще в середине нашего века взрывавших на воздух лондонские магазины.

Министр задумчиво попыхивал трубочкой, так и стоя посреди кабинета, уперев одну руку в бок и хмурясь. Зато лицо Ламсдорфа просветлело:

- Как удачно, что государь поручил это дело вам!

- Хотелось бы думать, - проговорил я.

Министр вдруг двинулся вперед и, продолжая хмуриться, подошел ко мне вплотную. Я снова поднялся. Он взял меня за локоток.

- Буде так, могут открыться совершенно чудовищные тайны, - негромко и отрывисто сказал он. - Полковник, вы уверены?.. Вы готовы вести дело дальше - или вам, как коммунисту...

- Более, чем готов, - ответил я. - Это дело моей чести.

Еще секунду он пытливо смотрел мне в лицо, потом отошел к дивану и уселся, снова закинув ногу на ногу. Тогда и я сел.

- Что вы намеренны предпринять для проработки этой версии? - спросил он.

- Я намерен обратиться за консультацией непосредственно к шестому патриарху коммунистов России, - решительно ответил я.

Снова мои собеседники некоторое время молча переваривали эти слова. Потом Ламсдорф спросил:

- А это удобно?

- Это неизбежно. Если он и не знает ничего об этом - я склонен думать, что не знает, - то, по крайней мере, он лучше всех прочих в состоянии указать мне людей, которые могут что-либо знать. В патриаршестве существует отдел по связям с иностранными епархиями - чтобы его работники начали выдавать мне информацию, мне тоже потребуется поддержка патриарха. Кроме того, есть такая богатейшая вещь, как слухи и предания - и опять-таки мимо патриарха они не проходят.

- Что ж, разумно, - сказал министр. - Когда вы намерены отбыть в Симбирск?

- Надеюсь успеть нынче же. По крайности - первым утренним рейсом, в шесть сорок. Время дорого. Что-то мне подсказывает, что время дорого.

- Бог в помощь, Александр Львович, - сказал министр и, вынув из кармана "луковицу" часов, глянул на циферблат. Поднялся.

- Благодарю, Анатолий Феофилактович. Теперь у меня к вам тоже вопрос. Мне действовать как представителю МГБ, или просто как частному лицу, ищущему беседы члену конфессии?

Министр задумался, похоже - несколько с досадой. Видимо, вопрос ему показался прямым до бестактности - он хотел, чтобы я принял удобное для кабинета решение сам.

- Обратитесь лучше как частное лицо, - нехотя проговорил он после долгого, неловкого молчания. - Понимаете... пронюхают газетчики и пойдет волна - дескать, имперская спецслужба снова вмешивается в дела конфессий. Забурчит Синод, из Думы запросы посыплются. Их же хлебом не корми... Доказывай потом в пятидесятый раз, что ты не верблюд.

- Хорошо, Анатолий Феофилактович, я так и поступлю, - сказал я. Он резко вмял часы обратно в карман.

- До траурной церемонии осталось сорок минут, а мне еще надобно побриться и переодеться. Иван Вольфович, вы идете?

- Да, разумеется.

- Тогда встречаемся внизу. А вы, Александр Львович?

- Я выражу свои соболезнования погибшим форсированным ведением дела, - проговорил я.

3

Над заячьим островом утробно рокотали басы прощального салюта. Тоненько дребезжали стекла. Траурная процессия вытянулась от Исакия по всей набережной и через весь Троицкий мост. Приехала королева Великобритании со старшей дочерью, красивой и скупой на проявления чувств - ее в свое время прочили в невесты великому князю; Приехал кронпринц Германии, не слишком успешно прячущий под холодной маской свою потрясенность трагической гибелью кузена - сам Вильгельм-Фридрих уже не в силах был покидать потсдамского дворца; словно пригоршня елочных украшений двигались, держась поплотнее один к другому, родственные монархи Скандинавии; председатель Всекитайского Собрания Народных Представителей почтительно поддерживал под локоток Пу И - совсем уже одряхлевшего, высохшего, словно кузнечик, укутанного до глаз, но все же рискнувшего лично отдать последнюю дань уважения; решившись не передоверять дела сыну, прибыл микадо, а следом за ним - многочисленные короли Индокитая. Едва ли не все короны мира, печально склоненные, одной семьею шествовали по тем местам, где я пешком ходил домой, и их охлестывал сырой балтийский ветер.

Поглядывая на экран стоявшего в углу кабинета телевизора, я прежде всего вызвал к себе начальника группы "Буки" поручика Папазяна.