Несколько дней ходил в растерянности, потом до предела ужал затраты, перестал посещать кафе, питался супами в пакетах, вконец отощал и осунулся. На сэкономленные деньги стал покупать валюту, с целью набрать искомую сумму и вернуть, если те деятели потревожат. А девочка, что ж, может и выжила с его помощью.
Однако накопить нужную сумму не удалось. Вскоре последовал новый неприятный сюрприз.
— К сожалению, мы не можем продлить с вами договор, — объявил при повторном приглашении Роман Федорович Пулатов. — Увы, господин Косарь намерен перепрофилировать отдел и снести вашу кабинку.
— Да что вам моя кабинка далась? — вырвалось у Шарова.
— Вы тут не шумите, — Пулатов поморщился и потянулся к графину с водой. — У меня и без того голова болит.
Далее последовала знакомая процедура смачивания платка, который директор, как и в первый раз, приложил ко лбу. Но телефонного звонка не последовало, и возможности оказать услугу не выпало. Не судьба!
Так Шаров стал безработным. Правда к нему приходили с заказами жители «околотка», знавшие его, но почему-то они считали, что он состоятельный человек и должен бескорыстно помогать им. Одна женщина возила его на кладбище, и он восстанавливал таблички на памятниках её родителей и мужа. «Сколько с меня?» — спросила она. Он пожал плечами, и вдова занесла бутылку водки, которую у него потом выпросил кто-то из страждущих соседей. Где-то через неделю Шаров пошел на биржу по трудоустройству. Там молодой и обаятельный сотрудник, судя по речи проштудировавший всего Карнеги, доброжелательно объявил:
— У вас специфическая профессия, и вы должны сами найти выход из положения…
— Я пробовал…
— Может, переквалифицироваться желаете?
— А что вы предлагаете?
— Например, мы вас можем послать на курсы пользователей персонального компьютера. Только они платные.
Шаров усмехнулся, вспомнив, что когда-то предлагал такие же курсы Рите.
— Спасибо, я еще погожу.
К нему теперь не подбегал Саша, реже обращалась Виктория Павловна. Она делала ремонт в своей секции и в присоединенной комнате, ожидая приезда дочери с новым мужем. Шаров будто вновь очутился в пустыне Сахара, и легко можно было представить себя сидящем на камне с прутиком в руке.
В принадлежащую ему спальню, наконец, заселилась новая семья — Рита-два и ее теперешний муж, двухметровый гигант с насмешливым взглядом. Он с самого начала почему-то повел себя свысока. Встречаясь в коридоре или на кухне, поглядывал из-под потолка и словно говорил: «Чтой-то за вирус у меня под ногами шастает». Но до словесного общения не снисходил. Правда, Шаров иногда слышал его громкий, уверенный голос — когда новый жилец общался с близкими.
А потом он как сквозь землю провалился, и в квартире вновь стало тихо. Шаров не мог понять, что случилось, только по виду Виктории Павловны понимал: худо дело. Позже, на кухне, женщина не сдержалась и пожаловалась: не везет её дочери. Новый муж бросил Ритулечку и ушел к другой женщине, у которой большая трехкомнатная квартира и маленькая декоративная собачка. Но она, Виктория Павловна, имея большой жизненный опыт, уверена, что он и даму с собачкой в скором времени бросит, если ему подвернется владелица шикарного особняка со стаей дипломированных псов.
Под Новый Год заглянула к Шарову, увидела, что он сидит один, и пригласила к себе. Глеб начал отнекиваться, но она оказалась настойчивой и за руку ввела его в свои апартаменты.
Стол ломился от яств: салаты, заливная рыба, бутерброды с красной икрой, фрукты в большой вазе. За столом сидела Рита-два, длинноногая девица, с желтыми, темными у корней волосами, пасмурная и обиженная. Тут же крутилась Виолетка. Виктория Павловна при общем молчании произнесла тост прощания с уходящим годом, будь он не ладен. А по поводу того, что дочь осталась одна, выдала традиционную поговорку-отговорку:
— Ну, что ни делается, все к лучшему, — пригубила из бокала и закусила салатом оливье, прибавила: — Не дай бог жить с таким негодяем, как этот Ростислав.
Рита-два молчала. А её маму прорвало бурным потоком. Она продолжала подробно рассказывать, теперь уже лично Шарову, про очередное неудачное замужество дочери, упоминая о ней в третьем лице.
— Он издевался над моей Ритулечкой! Требовал кофе в постель, и она исполняла. Сам хотя бы раз, когда Рита себя плохо чувствовала, предложил. Ничуть не бывало! Больше того, когда она однажды заторопилась ему услужить и нечаянно пролила кофе на его майку, он обозвал её «растопшой»… Глеб, вы хоть раз слышали такое слово? Вы сможете мне объяснить, что оно означает? Оно не входит в лексикон ни одного интеллигентного человека! И наша деточка, наша Виолеточка его не полюбила. Ребенок сразу распознал нехорошего человека… Виолетта, не мешай дяде Глебу кушать!.. Я знаю, что и вы, Глеб, находитесь в подобном положении: вас предала невеста. Предлагаю вам поддержать друг друга в равнозначном горе.