— Il a cassé la moitié du bar et trois policiers. De plus, il a jeté un Français par la fenêtre et a blessé un Arabe.[54]
Вчерашний павлин вполуха слушал, что ему говорит напарник, вспоминая приятные моменты, когда во время танца ему доводилось крепко прижиматься к своей партнерше.
— Et lui-même a été frappé à la tête avec une bouteille, et alors? Je viens de perdre connaissance. Ils l’ont emmené inconscient au commissariat et lorsqu’ils l’ont chargé dans la voiture, ils lui ont donné de violents coups de pied. Et maintenant c’est probablement pareil[55], — продолжал рассказывать старый любитель сплетен, — va voir ce qu’il a?[56] Лежавший на полу арестант казался таким безопасным, что конвойные забыли о всякой осторожности. Даже когда на очередной кочке на стоящего сзади жандарма упал его напарник, тот даже не понял, что же произошло?
А случилось то, чего они меньше всего могли ожидать. Когда Дефендер, сквозь неплотно закрытые веки увидел, что его конвоиры отперли клетку, он понял: пришла пора действовать. И вот в тот момент, когда один конвойный наклонился к нему, перекрыв обзор второму жандарму, сержант, вдруг распрямившись, как заранее сжатая пружина, ударил его ногами в грудь. Замешкавшиеся неудачники повалились на лавку и с недоумением глядели теперь на своего собиравшегося получить свободу пленника, поднявшегося тем временем на ноги и, держась за стену, подошедшего к ним и протянувшего в их сторону руки, скованные наручниками, со словами:
— Ну-ка, ребята, будьте хорошими мальчиками и снимите с меня эти браслеты.
Старый жандарм потянулся было к кобуре — он много уже повидал на своем веку, и кое-какой опыт, приобретенный за время службы, позволил сохранить ему хоть какое-то самообладание, в то время как младший замер и зачарованно смотрел на Дефендера. Зря старик это сделал — ударом ноги в солнечное сплетение сержант сбил ему дыхание. Жандарм, не в силах сделать вздох, хватал раскрытым ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.
— Ребята, не играйте в эти игры — это вредно для здоровья, — он посмотрел на второго конвоира, вытаращившего, как вареный рак, глаза. — Будь хорошим мальчиком, сними эти украшения, — и снова протянул скованные руки полицейским, жестом показывая, чего он от них хочет.
Дефендер выглядел устрашающе. Всклокоченные волосы, небритая физиономия, холодный угрожающий блеск глаз, заливаемых кровью из рассеченной брови, а главное — легкость, с которой он вывел из строя старого служаку, буквально повергли в шок молодого павлина. Он был готов сейчас выполнить любые указания, поэтому, трясущимися руками отцепил от пояса ключик и разомкнул наручники. Сержант с наслаждением потянулся и растер запястья:
— Молодец. Теперь, отопри дверь.
Но молодой жандарм тупо смотрел на него. До Дефендера дошло, что тот совершенно не понимал того, что он говорил ему. Тот просто не знал английского. Сержант не так давно и сам так же не понимал, чего хочет от него дежурный в полицейском участке и речи, которые произносили в суде адвокат и прокурор, их переговоры с судьей и друг с другом — ведь официальный язык в Того французский.
Сделав такой вывод, Вел показал конвойному на дверь, и тот, наконец, понял, что от него требуется. Вопреки ожиданию сержанта, дверь даже не оказалась запертой. Павлин просто приоткрыл ее, показывая, что путь свободен. Дефендер вытащил из кобуры все еще задыхающегося старика револьвер. Было бы непредусмотрительно оставлять за спиной вооруженных людей. Он вынул из барабана патроны и, словно сеятель, широким взмахом бросил их на дорогу. Следом за патронами последовал и револьвер. После этого сержант протянул руку и обратился к молодому павлину:
— Давай свою пушку, малыш. Только медленно…
Этот жест жандарм понял. Согласно кивнув и проглотив застрявший в горле комок, он протянул руку к кобуре. Но прикосновение к пистолету вернуло ему способность действовать. Правда, ненадолго. Он рывком вытащил его из кобуры и направил на Дефендера… Вернее — попытался направить. Потому, что Дефендер, уловив перемену в настроении противника, левой рукой остановил его поднимающуюся с пистолетом руку, а правой нанес удар в плечо. Резкий удар по болевой точке заставил руку жандарма безвольно опуститься, ладонь раскрылась, и пистолет упал на пол. Сержант поднял его и с сожалением посмотрел на полицейского. Тот сидел, схватившись рукой за правое плечо, и мычал от боли. Вынув магазин и опустошив его, Дефендер выбросил пистолет за дверь:
— Зря ты так, приятель… Я же сказал: медленно. Ну прощайте, — и собрался выпрыгнуть из машины. Тропический лес и статус беглеца пугали его меньше, чем перспектива оказаться в каменоломнях на положении раба.