Гражданин

Отбежав немного назад, сержант бросил поперек прохода между кучами щебня длинный отрезок трубы и вышел на открытое место. Как он и планировал, бандиты его заметили и, издавая индейские вопли, бросились за ним. Дефендер побежал, заманивая их в узкий проход. Теперь они уже не отрывались друг от друга, а бежали все вместе, надеясь избежать участи Чета. Но это-то Велу и было нужно. Он, скрывшись за горой щебня, свернул в сторону и вернулся к тому месту, где бросил трубу. Вот преследователи подбежали ближе и в тот момент, когда нога бегущего впереди Пола начала подниматься, чтобы сделать новый шаг, он резко поднял один край трубы. Запнувшись, главарь рухнул, как подкошенный на кучу щебня. Остальные, как в комедийном кино, запинаясь об него, тоже попадали на землю.

«Ну что, щенки, как вам такая жертва?» — промелькнула мысль, и Дефендер, довольный первой удачей, приготовился действовать дальше.

Опешившие бандиты, ругаясь, поднялись на ноги, но стояли, ничего не предпринимая и удивленно глядя на Пола, своего главаря, сидевшего на голой земле с разбитым лицом, залитым кровью.

— Он опасен, — наконец сказал Чарли.

— Может, оставим его в покое, черт с ним? — пробормотал, еле шевеля разбитыми губами Пол.

— Черт! После того, как он разбил тебе морду? А Чет поймал пулю? Да я покажу ему, что значит школа Байху Чи Дао! — воскликнул Дик. — Он еще пожалеет, что связался с нами!

«Если Дик сказал, что Чет поймал пулю, значит, Трепач не сказал им, кто ему эту пулю прислал?» — удивился Дефендер. Впрочем, чему было удивляться — признайся Трепач в своем промахе и песенка его была бы спета. По его вине выбыл из строя такой боец, заменить которого не смогли бы десять Трепачей, а в этой обстановке жизнь допустившего оплошность неудачника оказалась бы висящей на волоске и зависящей только от великодушия главаря. Которое, впрочем, продиктовано было бы только осознанием необходимости наличия хотя бы еще одного члена банды, который худо-бедно мог держать оружие.

— Пошли, убьем его, — поддержал Дика Чарли.

— Но где же он? — спросил Трепач.

Этот вопрос навел Дефендера на одну мысль. Он нащупал под ногами камешек и изо всей силы запустил его в сторону. Все трое обернулись на звук его падения.

— Он там. Пошли скорее, — скомандовал Дик. Пол же так и остался сидеть на голой земле.

Дефендер вышел из-за своего укрытия и, осторожно ступая, чтобы под ногами не хрустел щебень, подошел к нему:

— Простудишься, сопельки потекут, и все перестанут тебя бояться, — иронично сказал он главарю.

— Кто здесь? А, это ты, — ненавидяще посмотрел на сержанта Пол, нащупывая лежащий рядом пистолет.

— Да, я, — ответил Дефендер, наступив рифленой подошвой ботинка ему на руку. — Ну как тебе жертва, щенок?

— Опасная…

— Рад, что ты, наконец, понял это.

Наклонившись и забрав «Магнум», Дефендер присел на корточки рядом со своим противником.

— Знаешь, чего я не пойму? — доверительно обратился он к Полу. — Я не пойму, почему такие, как ты ненавидите тех, кто не похож на вас. Почему считаете, что вам можно все? Чем вы-то лучше остальных, что мните себя пупами Земли? Тем, что ты начитался Ницше и возомнил себя сверхчеловеком? Мораль господина на себя примерил, а на остальных — раба? Ценно только то, что хорошо для тебя? Все тебе должны, а ты собираешь сливки?

Пол молчал. Он и не слыхал ни о каком Ницше. Но его кредо как раз и соответствовало тому, что говорил сейчас одержавший над ним верх противник, и это трогало его извращенный разум и тонкой музыкой ласкало слух.

Да и Дефендер не ждал от него ответа. Все эти вопросы он задавал безжалостному убийце только для того, чтобы тот теперь тоже почувствовал себя беспомощным, находясь во власти более сильного. Чтобы он понял, что чувствовали те, кого унижала своими притеснениями и поборами его банда, и те обездоленные и доживающие свои загубленные их предприимчивыми родителями жизни бездомные, мало того, что оставшиеся без каких-то частей своих тел, так и еще и превращенные в бегущие мишени. Но не понимая всей бесполезности взывания к отсутствующей совести развращенного вседозволенностью юнца, Дефендер не смог пробудить в нем чувства стыда за свои поступки и лишь только еще больше обозлил потерявшего всякие границы приличия злодея.

И теперь молодой бандит был готов взорваться от переполнившей его злости, но, понимая, что малейший признак проявления его агрессии приведет, кто знает к чему, может и к его смерти, к чему он совершенно не был готов, потому что наслаждался той безответственной и безнаказанной жизнью, которую обеспечили ему родители и их связи, и поэтому сидел тихо и послушно внимал речам своего обидчика, накапливая в себе всю ту неистовую злобу, которая должна была бы помочь ему поставить на место оборзевшего придурка, унизившего его своей непокорностью и оказавшего такое неожиданное сопротивление, которое, по правде сказать, напугало его, и осмелившегося читать ему нотации таким наглым тоном, которого он никогда не мог переносить, и который всегда выводил его из себя, стоило кому-нибудь только заговорить с ним подобным образом.