Гражданин Галактики

Мы все время находились в состоянии полной боевой готовности, так как далеко не каждый на «Томе Пейне» знал, что я не Бонфорт. Мне даже в точности не было известно, кто посвящен в обстоятельства дела, а кто нет. Я имел право расслабляться и задавать вопросы только в присутствии Дака, Пенни и доктора Капека, хотя и был абсолютно уверен, что начальник канцелярии Бонфорта мистер Вашингтон знал все. Но этот сухощавый пожилой мулат с намертво прилипшей к лицу маской святоши ни разу не выдал своей осведомленности. Еще двое, кто определенно были в курсе дела, находились за пределами «Тома Пейна». Они оставались на «Ва-банке» и прикрывали нас оттуда, составляя пресс-релизы и посылая текущие распоряжения от имени шефа. Это были — Билл Корпсман, глава пресс-службы Бонфорта, и Роджер Клифтон. Затрудняюсь в точности определить должность последнего. Он занимал пост министра без портфеля, как вы, должно быть, помните, когда Бонфорт был премьер-министром, но это еще ни о чем не говорит. Фигурально выражаясь, Бонфорт держал в руках высокую политику, а Клифтон осуществлял управление партией.

Эта маленькая группа должна была знать все. Если в курсе дела и был кто-то еще, сообщить об этом мне не сочли нужным. Я уверен, остальные члены команды Бонфорта и весь экипаж «Тома Пейна» догадывались, что дело не совсем чисто, но что именно произошло, они не знали. Достаточно много людей наблюдали мое прибытие на корабль — но в качестве «Бенни Грея». Когда они увидели меня снова, я был уже Бонфортом.

Кто-то позаботился снабдить меня настоящим гримерным набором, но из него я почти ничего не использовал. На близком расстоянии грим легко заметить, даже кремнекожа не может в точности воссоздать фактуру кожи настоящей. Я ограничился тем, что затемнил свой природный цвет лица тенями и «одел» маску Бонфорта изнутри. Пришлось пожертвовать частью собственных волос, которые доктор Калек удалил с корнем. Это меня не слишком огорчило: актер всегда может использовать парик, и, кроме того, я был уверен, что получу гонорар, который позволит мне, при желании, предаваться праздности до конца жизни.

Правда, иногда в голову приходила ужасная мысль, что этот конец может оказаться очень близким — помните все те старые поговорки про человека, который слишком много знал, и про то, что только мертвый не проболтается. Но говоря по правде, я начал доверять своим новым знакомым. Все они были ужасно симпатичными людьми — факт, говорящий о Бонфорте так же много, как и его собственные речи и стереозаписи. Политическая фигура — это не одна личность — это, как я уже понял, целая команда. Если бы Бонфорт сам не был порядочным человеком, он не смог бы собрать таких людей вокруг себя.

Но наибольшие заботы доставил мне марсианский язык. Как и большинство актеров, я нахватался марсианских, венерианских и юпитерианских словечек в количестве, достаточном, чтобы играть перед камерой или на подмостках. Но эти катящиеся или порхающие согласные… Это что-то ужасное. Голосовые связки землянина не столь пластичны, как барабанные полости марсианина. В любом случае произнесение человеком звуков, обозначаемых буквами как «ккк», «джжж» или «ррр», не больше похоже на настоящую марсианскую речь, чем «г» в слоге «гну» похоже на щелканье на вдохе, с которым банту произносят «гну». «Джжж», например, напоминает приветственный возглас, принятый в Бронксе.

К счастью, Бонфорт не отличался большими лингвистическими способностями. А я как-никак профессионал и могу имитировать любой звук — от визга пилы, наткнувшейся в бревне на гвоздь, до кудахтанья потревоженной наседки. Мне было необходимо освоить марсианский всего лишь так же плохо, как его освоил Бонфорт. Он работал очень много, пытаясь преодолеть недостаток способностей, и потому каждое слово и каждая выученная им марсиан-скал фраза записывались, чтобы он мог изучать свои ошибки.

Теперь и я изучал их при помощи проектора, установленного в его собственном офисе. Пенни все время была рядом, чтобы менять катушки пленки и отвечать на возникающие у меня вопросы.