Гражданин мира, или письма китайского философа, проживающего в Лондоне, своим друзьям на востоке

Те, кто придерживается противоположного мнения, живописуют счастливую и невинную жизнь дикарей, прекрасно обходящихся без учености и ученья, указывают на многочисленные пороки, присущие только цивилизованному обществу, доказывают, что без угнетения, жестокости и кровопролития невозможно укрепить гражданское общество, и утверждают, что счастливое равенство, присущее варварскому состоянию, следует предпочесть противоестественному подчинению, сопутствующему цивилизации.

Спор этот, уже давший столь обильную пищу для праздных размышлений, велся с великой запальчивостью, но (не скроем своего мнения) не слишком разумно. Те, кто указывают на полезность наук в цивилизованном обществе, безусловно правы, как правы и те, кто утверждают, что дикари счастливее без них. Однако, когда первые пытаются доказать, что науки равно полезны и обитающему в пустыне дикарю, и жителю многолюдной страны, или когда вторые объявляют науки вредными для всякого общества и рады были бы не только закрыть им доступ к невинным детям Природы, но и изгнать их из густонаселенных стран, тогда заблуждаются обе стороны, поскольку знания, дающие счастье цивилизованному европейцу, принесут одни страдания кочевнику азиатской пустыни.

Позволь мне для доказательства этого перенестись воображеньем в дремучие сибирские леса, и мы увидим их нищего обитателя, который жаждет счастья отнюдь не менее многомудрого китайского философа. На много миль вокруг простирается невозделанная, необитаемая земля, единственным и неоспоримым владетелем которой является он и его небольшое семейство. При подобных обстоятельствах Природа и Разум неизбежно заставят его жить охотой, а не земледелием. Он, без сомнения, изберет тот образ жизни, который требует лишь небольшого труда, и ту пищу, которая наиболее вкусна. Он предпочтет праздное существование и ненадежное изобилие постоянному достатку, обретаемому в поте лица. И он, зная, что счастлив, не захочет по доброй воле изменить свою дикарскую жизнь.

По той же причине он не пожелает связать себя законом. Ведь законы создаются для защиты собственности, а у него нет собственности, которой он опасался бы лишиться, и он не ищет ничего сверх необходимого для существования. Вступать в договор с другими людьми значило бы для него взять на себя обязательства, не надеясь и на малую награду. Он и его соплеменники — не соперники, а просто обитатели одного и того же бескрайнего леса. Увеличение имущества одного не уменьшит плодов прилежания другого. Поэтому нет нужды в законах, обуздывающих эгоистические желания, поскольку самое неограниченное их удовлетворение не влечет за собой пагубных последствий.

Точно так же наш одинокий обитатель Сибири не только сочтет науки совершенно бесполезными для своих повседневных занятий, но и как пища для ума они вызовут у него только отвращение. Ведь прежде свойства предметов должны пробудить нашу любознательность, и лишь тогда разум возьмет на себя труд доискиваться до их причин. Одни из этих свойств постигаются опытом, другие — путем тщательного исследования, некоторые из них можно понять благодаря знанию других стран, а некоторые — на основании тщательного изучения собственной. Но обитатель дикого края имеет дело с небольшим кругом предметов: дичь, за которой он охотится, и убогий шалаш, который он сооружает лишь на время, — вот что его занимает. Соответственно невелика и его любознательность, а с ней и способности мыслить отвлеченно.

Далее, нашу пытливость подстегивают чувственные радости. Все свое внимание мы чаще всего отдаем тем предметам, которые так или иначе связаны с нашими желаниями, удовольствиями или нуждами. Сперва стремление к счастью обращает наши страсти на тот или иной путь и указует предмет изучения, и лишь вслед за чувствами начинает говорить разум. Расширение круга доступных нам радостей с неизбежностью влечет за собой и расширение научных исследований, но в странах, где большинство радостей малодоступно, Разум лишен главного своего вдохновителя, а когда отвлеченное размышление находит награду лишь в себе самом, тогда это занятие для глупцов.

Дикий обитатель Сибири слишком мудр, чтобы тратить время на поиски знаний, к которым не склоняют его ни любознательность, ни жажда удовольствий. Если вы сообщите дикарю, на каком градусе широты находится Кито[374], это не пробудит в нем ни малейшего интереса. Скажите ему, что подобные сведения содействуют мореплаванию и торговле, — он останется к вашим словам столь же равнодушен. Открытие, ради которого другие ставили на карту жизнь, не пробудит в нем ни удивления, ни восторга. Ему вполне довольно того, что он знает все о немногих предметах, от которых зависит его благополучие. Ему известно, где лучше всего поставить ловушку на соболя, и он разбирается в мехах намного лучше европейца. Более обширные познания сделали бы его только несчастным. Они осветили бы убожество его жизни, но не помогли бы изменить ее. Счастье неимущего в его неведении.