Гражданин мира, или письма китайского философа, проживающего в Лондоне, своим друзьям на востоке

Письмо CIV [Уловки, к которым иные прибегают, чтобы прослыть за людей ученых.]

Лянь Чи Альтанчжи — Фум Хоуму, первому президенту китайской Академии церемоний в Пекине.

Китайские ученые глубоко почитают внешние формы. Записная кокетка так не заботится о своем туалете. Они, можно сказать, облечены в мудрость с головы до ног: у них и шапочка философская, и усы философские, и туфли философские, и веера философские. Установлена даже философская длина ногтей, и все же, хотя внешних признаков мудрости у этих ученых хоть отбавляй, зачастую внутри они пусты.

Философствующих щеголей в Европе не так много, и все же я слышал, что они есть и тут. Я имею в виду тех, кто старательно облачается в ученую личину, не обладая на деле ни глубокими познаниями, ни тонкостью ума, кто трудится в поте лица, добиваясь почетных титулов, знаменующих, научные заслуги, кто льстит собратьям, надеясь на ответную лесть, и занимается наукой, дабы прослыть ученым.

Обычно такие люди принимают гостей в кабинете при всех регалиях: комнатных туфлях, халате и кресле. Стол едва виден из-под огромного фолианта, который всегда раскрыт, но никогда не читается. Оставшись один, наш мудрец дремлет, чинит перья, щупает свой пульс, смотрит в микроскоп, а иногда почитывает развлекательные книги, которые бранит на людях. В его библиотеке царит священный порядок, и она чаще всего являет собой кладбище редких книг, которые очень дороги, затем что слишком скучны или бесполезны, а потому не переиздаются.

Такие люди, как правило, пополняют собой литературные клубы, академии и ученые общества, где часто встречаются, чтобы обменяться ничтожными мнениями и непомерной хвалой. В беседе они никогда не обнаруживают невежества, делая вид, будто им все уже известно. Сообщите им, новое наблюдение — они, оказывается, уже слыхали об этом раньше, озадачьте каким-нибудь доводом — они лишь усмехнутся в ответ.

И все же с помощью таких жалких ухищрений они достигают желанной цели — обретают уважение. При некоторой осторожности человек легко может скрыть скудость своих знаний, зато каждый, кому не дано разглядеть дурака, охотно любуется и восхищается позолоченными переплетами книг, длинными ногтями, серебряной чернильницей и расчесанной бородой.

Когда в Китай приехал первый европейский миссионер отец Матвей[461], его пригласили ко двору, дабы убедиться, так ли он сведущ в астрономии, как говорят. Испытание проводилось первыми астрономами государства, которые после доложили императору, что познания миссионера крайне поверхностны и никак не могут сравниться с их собственными. Отец Матвей, однако, противопоставил их суждениям опыт и предложил им точно определить время затмения Луны, которое должно было произойти в одну из ближайших ночей.

— Как! — воскликнули некоторые люди. — Неужто варвар без ногтей посмеет состязаться в астрономии с теми, кто посвятил ей всю свою жизнь, кто знает половину существующих иероглифов, кто носит ученые шапочки и туфли и удостоен всех ученых степеней!

Уверенные в своей победе астрономы приняли вызов. И вот началось затмение. Китайцы установили великолепное приспособление и ошиблись на пятнадцать минут, а миссионер, пользуясь единственным инструментом, определил время с точностью до секунды. Это можно было счесть убедительным доказательством, однако придворных астрономов оно не убедило: вместо того, чтобы признать свою ошибку, они стали уверять императора, будто расчеты их были верными, а этот иностранец с остриженными ногтями заколдовал Луну.

— Что ж, — воскликнул великодушный император, улыбнувшись их: невежеству, — в таком случае вы по-прежнему будете слугами Луны, а этого человека я назначаю ее управляющим.

В Китае очень много таких людей, чьи притязания на ученость основываются лишь на внешних приметах, а в Европе их число в каждой стране соответствует ее невежественности. В Испании и Фландрии, которые на три столетия отстали в науках от прочей Европы, насчитывается до двух десятков ученых титулов и знаков отличия, неведомых во Франции или в Англии. У них имеются свои Clarissimi и Preclarissimi, свои Accuratissinu и Miriutissimi[462]. Круглая шляпа дает одному право выступать на ученых диспутах, другому квадратная — обучать, а шляпа с кисточкой чуть ли не освящает покрываемую ею голову. Но там, где поощряется истинное знание, подобные внешние эмблемы постепенно выводятся. Мантия, отороченная горностаем, величественная борода и волочащийся шлейф изгнаны за ненадобностью; философы одеваются, говорят и думают как обычные люди, и скорнякам, шляпникам и пажам остается лишь оплакивать век учености.

Я же, друг мой, довольно насмотрелся на чванное невежество, и чту истинную мудрость. И меня удостаивали ученых титулов и отличий, но я по себе знаю, как мало мудрости они прибавляют.

Прощай!

Письмо CV [Описание предстоящей коронации.]