Гражданская рапсодия. Сломанные души

Впрочем, поэзия — удел Осина. Липатников при прощании на Барочной шепнул, что Осин пишет стихи. Осин — поэт. Это не казалось странным. Всегда задумчив, даже меланхоличен. Какие мысли роятся в его голове? В юности Толкачёв тоже пытался сочинять стихи, но получались они пафосные, не живые, и всё, чему он смог научиться — это отличать настоящую поэзию от обычного набора фраз. Именно это умение сблизило его с поэтической богемой и, как следствие, с Ларочкой.

Ларочка… Как она там, в этом голодном замерзающем Петрограде? Когда-то он считал, что эта женщина есть его мечта, надрыв сердца, желание вечного. Её бесконечные романы с поэтами и тяга к безрассудству притягивали к ней всю творческую молодёжь столицы. Но в итоге она выбрала никому неизвестного штабс-капитана, прибывшего с фронта в застиранном мундире и расползающихся сапогах — дурацкая прихоть экзальтированной особы. Впрочем, в то время он думал по-другому. Он думал, что она единственная сумела разглядеть в нём некие затаённые способности, пока ещё не раскрывшиеся и не подвластные ему самому, и в голову снова полезли мысли о стихосложении. Дурацкая прихоть… На деле всё оказалось куда банальнее — обычное влечение тел, даже не страсть, а физиологическая потребность.

— Вы к нам?

Возле полок с книгами стояла полная дама. В сумраке магазинчика, освещаемым одной лишь керосиновой лампой, она походила на сошедшую с бумажного листа старинную французскую гравюру. Почему именно это сравнение пришло в голову, Толкачёв сказать не мог; оно пришло неосознанно, утвердилось и теперь останется таковым навсегда.

— Вы хотите предложить что-то или купить?

Голос дамы выражал озабоченность, как будто она не до конца понимала, с какой целью этот человек зашёл в магазин. И вообще, зачем кому-то в нынешнее время интересоваться книгами? Толкачёв и сам не знал, зачем он зашёл. Увидев среди громоздких плакатов и длинных названий скромную вывеску, он просто инстинктивно толкнул дверь.

— Я, как бы это сказать, и сам в замешательстве, — честно признался он. — Дома я был частым посетителем книжных лавок. С детства люблю читать.

— Вы… — дама поправила очки на переносице. — Сейчас мало кто покупает книги. Сейчас чаще приходят, чтобы продать. Время знаете ли… В основном приносят новые книги, в хороших переплётах, но попадаются и весьма интересные экземпляры. Например, на прошлой неделе принесли прижизненное издание Пушкина. Повести Белкина. Если вам интересно, я могу показать.

Дама вернулась к полкам, начала перебирать корешки.

— Книга, правда, немного потрёпана, но в целом выглядит примечательно. Поверьте, найти вторую такую практически невозможно. Во всяком случае, не в нашем городе. Она где-то здесь. Сейчас я найду.

Толкачёву почудилась в её движениях та же суетливость, каковая была у чиновника торгующего Чеховым. И та же полуприкрытая самоуважением надежда. Но он совсем не собирался обнадёживать хозяйку. Может быть в прошлой жизни, в довоенной, он что-то бы обязательно приобрёл, но не сегодня. Да и денег у него не было. Всё жалованье, которое ему выплатили на Барочной за два месяца вперёд, он отдал Домне Ивановне.

— Не стоит. Я не собирался ничего покупать.

— Вы уверены? Это очень редкая книга.

— Я ухожу на фронт, и подумал, что будет неплохо ещё раз побывать в книжной лавке. Извините, если причинил вам неудобства.

— Очень жаль. Подобные книги долго не залёживаются. Но, впрочем, если вы желаете, я могу придержать её. Но не более чем на два-три дня.

— Извините, нет. Всего хорошего.

Толкачёв вернулся на улицу. По тротуару шли люди. Вертлявый юнец в суконной поддёвке и в картузе со сломанным козырьком перебежал дорогу перед ломовой телегой. Возница щёлкнул кнутом, хватанул юнца чуть ниже поддёвки и захохотал. Мальчишка мгновенно нагнулся, подхватил ледяной ком с обочины и бросил в возницу. Не попал. Ком перелетел дорогу и едва не угодил в женщину, идущую по противоположному тротуару. Женщина испуганно вскрикнула, мужчина в дорогом зимнем пальто начал громко звать околоточного. Юнец втянул голову в плечи и порскнул в ближний проулок.

Обычная жизненная история. Таких историй во все времена хватает порядком, но не она привлекла внимание Толкачёва. Следом за ломовой телегой двигалась одноосная подвода, рядом, сжимая в руках вожжи, шёл Липатников. Чистая шинель, подполковничьи погоны, фуражка с натянутой тульей, и вид, как будто он выполняет важное задание.

— Алексей Гаврилович!

Липатников обернулся на голос.

— Володя? Ох, Володя, какая встреча! Рад видеть вас в добром здравии. Да подходите ближе, не бойтесь. Моя Матрёна очень даже спокойная лошадка.

Они пожали друг другу руки. Липатников выглядел довольным.

— Вы куда сейчас, Володя?

— На вокзал. Генерал Марков откомандировал меня в Таганрог в распоряжение полковника Мастыко.

— Михаила Афиногеновича? Достойный офицер и достойный человек. Но больно уж строгий. Стало быть, под его началом служить станете? Отпустил вас Марков?

— Отпустил. Просился назад в Юнкерский батальон, но генерал Марков, по всей видимости, имеет на мой счёт свои планы.