Гражданская война уже началась

В Чите Андрей участвовал в работе социальных форумов, организовывал акции экологического протеста, был в печально знаменитом лагере экологов под Ангарском, после нападения на который погиб активист Илья Бородаенко (см. «The New Times» № 4 от 7 февраля 2011 г.), организовывал концерты, помощь детям в детдомах и бездомным. Так и стал экстремистом.

Типичный «экстремист»

Центры «Э» существуют в МВД с осени 2008го, когда были ликвидированы подразделения по борьбе с оргпреступностью (УБОПы), и большая часть их сотрудников перешла в едва созданные структуры, формально нацеленные против терроризма и экстремизма. Но еще в середине нулевых, когда только формировалось антиэкстремистское законодательство, правозащитники высказывали опасения, что применяться оно будет не столько против террористов, сколько против любых инакомыслящих. И станет фактически регулятором протестных настроений. Так и произошло. «Клиентам» центров остается лишь бежать в столицы, где еще есть СМИ, готовые вступиться за репрессируемого, действуют правозащитные организации.

«Наши милиционеры хитры на выдумки. Если я покупал билеты на транспорт по своему паспорту, то, как бы ни добирался в Читу, на поезде или самолете, сотрудники всегда встречали меня у подъезда, — вспоминает Кравченко. — Угрозы, конечно, сложно доказать, но они есть. Сотрудники «Э» приходят к тебе на учебу, работу, домой, всем интересуются, спрашивают, откуда у твоей семьи средства на квартиру. Называют тебя преступником, говорят, что таких надо сажать. В отделе, если уж попал на их неформальные беседы — а повестку они выписывают прямо там, на коленке, — тебя снимают на камеру без твоего ведома. Тыкают распечатками личной переписки из интернета. На даче в качестве улик — дескать, я кого—то бил — забирали хозяйственный инвентарь и даже разобрали на рейки теплицу. Вдруг я кого—то бил рейкой? Как—то на беседу пригласили моего товарища. Опера ему сказали: «Раз ты говоришь, что отошел от активистских дел, то пиши об этом заявление. А мы покажем это заявление «Кубе» и посмотрим, что с тобой будет!»

По убеждению Андрея «Кубы», в Москве еще есть возможность быть услышанным: «Я хотя бы не пропаду без вести — обо мне хоть кто—то пошумит на тех же Чистых прудах. А там, где никто не услышит, — проще задушить. У нас в Забайкалье «эшники» чувствуют себя хозяевами: угрожают, например, выпилить дверь, если человек им не открывает». (Вскоре после интервью Андрея задержали в Москве и отправили в Читу, где он находится теперь под подпиской о невыезде.)

Убоповское прошлое борцов с экстремизмом, по мнению блогера Анны Поляковой (автор сайта extremizma.net, где собираются сведения обо всех пострадавших от произвола сотрудников «Э»), это одна из главных проблем: «Опера в центрах «Э» — люди, привыкшие иметь дело с организованной преступностью, с людьми жесткими, вооруженными, с которыми у них было право не церемониться. Подругому они не умеют работать. Отсюда допросы с пакетами на головах у активистов и отбиванием почек. Региональные «эшники» считают идеальной ситуацию, когда на их территории вообще нет никаких политических организаций или инициатив, кроме официозных. На беседы, которые тоже являются средством давления, вызывают всех подряд, включая зоозащитников и участников инициативы «Еда вместо бомб», раздающих еду бездомным».

Активисту «Автономного действия» (межрегиональная организация «либертарных коммунистов») Дмитрию Бученкову, преподававшему политологию в одном из вузов Нижнего Новгорода, пришлось переехать в Петербург. «Когда нижегородская группа «Автономного действия» проводила приуроченный к 23 февраля «Фестиваль дезертира», — рассказал он в интервью «The New Times», — на мероприятие прибыли и оперативники «Э». Я не скрывал, что помещение, в котором все собирались, снималось на мое имя. Меня вызвали к руководству вуза, предложили уволиться по собственному желанию и дали понять, что моего увольнения добьются в любом случае. Хотя до этого никаких претензий не было, мне даже обещали повышение. Я уволился и уехал. Что бы в городе ни происходило: демонстрация, политизированный концерт, антифашисты подерутся с фашистами, — оперативники желали побеседовать именно со мной. Было ощущение, что не сегодня завтра меня подставят, и я получу как минимум условный срок».

Дальше — тишина