1 февраля в конюшне замка Фигераса собрались кортесы: из 473 депутатов присутствовали только 64. В своем выступлении Негрин перечислил три минимальных условия для переговоров о мире: независимость Испании от всякого иностранного вмешательства, проведение плебисцита, на котором испанский народ выбрал бы форму власти, отказ от любых, в том числе политических репрессий после завершения войны. Негрин надеялся, что эти условия будут поддержаны демократиями, но два последних условия Франко ни за что не поддержал бы.
На следующий день националисты вошли в Жирону. Их продвижение замедлялось из-за состояния мостов, которые подрывали отступающие или уничтожали бомбардировщики самих националистов. Легион «Кондор» докладывал: «Количество пленных чрезвычайно возрастает, как и сопротивление на некоторых участках». Среди пленных оказалось двое судетских немцев. Если бы их передали националистам, то «их бы ждала верная пуля». Главной задачей легиона «Кондор» был перехват республиканских летчиков при попытках улететь в центральную зону. За два дня они сбили еще пятнадцать самолетов[956]
.С начала января интербригадовцы, ждавшие на протяжении битвы за Каталонию репатриации, требовали, чтобы им разрешили снова вступить в бой. Республиканские власти отвечали им отказом, так как это шло вразрез с соглашением о выводе иностранных добровольцев. Добровольцы, устав от вынужденного бездействия, обратились за помощью к кпи: боеспособными были только 5 тысяч из них, им в конце концов и дали разрешение.
Один из них, Эмиль Штейнгольд из Латвии, писал, что произошло потом: «Солдат и офицеров спешно распределили по взводам, ротам и батальонам. Нас быстро посадили в поезда и отправили в Барселону. Ехать было холодно, ветер полностью продувал вагоны. В окнах давно не было стекол, кое-где исчезли стенки и перегородки. На рассвете мы прибыли в Граноллерс. Дальше поезд не шел, началась разгрузка. Барселона пала, по всем дорогам, идущим на север, двигались итальянские моторизованные дивизии. По дорогам тянулись колонны измученных беженцев с детьми и домашним скарбом».
Грузовик привез оружие и боеприпасы. Получив то и другое, интербригадовцы быстро выступили. На ходу они чистили винтовки. Через полчаса они засели по обеим сторонам от небольшого моста, чтобы перерезать дорогу.
«Через некоторое время появилась вражеская разведка – два мотоцикла. За ними следовала «скорая помощь» с офицерами. Мы попытались их захватить, мотоциклисты повернули назад, и мы убили их на изгибе дороги. Развернувшуюся «скорую» окружили наши солдаты… Офицеры сдались и были отправлены в штаб бригады». Потом подъехала короткая колонна моторизованной пехоты. Ее остановили, подбив переднюю и заднюю машины, потом была открыта стрельба из винтовок и автоматов. Итальянцы запаниковали. «Солдаты посыпались из кузова как горох. Некоторые падали и уже не вставали. Живые обратились в бегство, кто-то спрятался за машинами, но они загорелись, боеприпасы и горючее начали взрываться. Тела итальянских фашистов были бесплатно кремированы»[957]
.Но этот успех был недолговечным: сначала налетели истребители, потом подтянулись превосходящие силы противника. Интербригадовцам пришлось отходить в горах, по укромным тропам, и подыскивать новые позиции для засад. Шел дождь, еды почти не было. «Наша обувь промокла, порвалась об острые камни и стала разваливаться. После бессонных ночей люди засыпали на ходу. Никому не разрешалось садиться, потому что севших было бы уже не поднять». Практика засад и отходов повторялась неделю, после чего поступил приказ уходить через границу во Францию.
5 февраля Негрин вместе с президентом Асаньей и его женой перешел границу – с ними были Мартинес Баррио, Хираль, Компанис и Агирре. Асанья изъявил желание подать в отставку, но его уговорили еще немного подождать. Полагая, что сохраняет инкогнито, он получил убежище в испанском посольстве в Париже. Тем временем через французскую границу с большими трудами двигался нескончаемый караван беженцев.
Радость националистов в связи с захватом второго города страны замедлила их наступление и дала беглецам фору. Машины правительственных чиновников пытались прорываться через толпы; в обстановке «спасайся, кто может» некоторые бюрократы и политики заказывали для себя и для своих семей машины «скорой помощи», при этом раненым приходилось брести пешком. «Масса людей, – писал Хулиан Сугасагойтиа, бывший министр-социалист, позже переданный Франко и расстрелянный, – разбрелась по местности, спала на мерзлой земле, грелась у костров, на которые, помимо сучьев, шли тачки. Ночами люди замерзали насмерть. Матери отказывались отдавать тела мертвых детей, у недавно родивших почти не было шансов»[958]
.Преследовавшие их националисты также были утомлены после долгих переходов, но главной заботой их Генерального штаба были оставшиеся республиканские истребители: нельзя было позволить им влиться в эскадрильи центральной зоны. Все бомбардировщики и истребители националистов и их союзников атаковали сохранившиеся вражеские аэродромы.