Гражданская война в России (1918–1922 гг.)

Отметим и еще одно обстоятельство, актуализирующее выбор дневников Б. В. Никольского в качестве источника для изучения. Дело в том, что фактически никому из лидеров правых монархистов не удалось оставить дневники или мемуары, позволяющие реконструировать, каким образом они переживали непростые события 1917 г., Гражданской войны. Революцией с политической арены России было сметено большинство политических партий. В первую очередь это коснулось правомонархических сил. Вместе с самими партиями и организациями канули в лету и многие их лидеры. Большинство из них были арестованы и расстреляны: А. И. Дубровин (1855–1921) был арестован еще Временным правительством, расстрелян по решению ВЧК в 1921 г. Небольшому числу удалось эмигрировать. Так, Н. Е. Марков (1866–1945) в ноябре 1918 г. уехал в Финляндию, где принимал участие в Белом движении, весной 1920 г. эмигрировал в Германию, где в конце того же года со своими соратниками организовал Берлинское монархическое объединение и до самой смерти активно участвовал во всевозможных монархических движениях за рубежом. И хотя А. И. Дубровин и Н. Е. Марков и пережили своего соратника Б. В. Никольского, именно он в своих дневниках оставил картины повседневной жизни 1917– 1919 гг.

Согласно дневниковым записям Б. В. Никольского, он весьма спокойно воспринял события февраля – марта 1917 г. Он не испытывал сожаления о судьбе Николая II и династии. С одной стороны, это кажется удивительным для убежденного монархиста, с другой стороны, согласовывается с тем, что ряд членов, включая лидеров Союза русского народа, относились к последнему российскому императору весьма негативно: «Я думаю, что Царя органически (далее курсив автора. – Прим. авт.) нельзя вразумить. Он хуже чем бездарен: он – прости меня боже – полное ничтожество! <…> Одного покушения теперь мало, чтобы очистить воздух. Нужно что-нибудь сербское»92, – писал Б. В. Никольский задолго до событий 1917 г., имея в виду убийство короля Сербии Александра I Обреновича и его жены в 1903 г. Если падение династии не произвело негативного впечатления на Б. В. Никольского, то крушение самодержавия как политического института он воспринял крайне болезненно: «Величие России, существование России поставлено на карту; монархии в России не существует; впереди долголетние смуты, голодовки, нищета, новые войны; церковь в отвержении, не сегодня-завтра в гонении»93, – писал он в 11 марта 1917 г., во многом предвосхитив грядущие события российской истории.

Начало Гражданской войны, действия противоборствующих сторон на фронтах никак не обозначены в записях дневника. Впрочем, так же он реагировал и на другие эпохальные события, например Октябрьскую революцию, которой Б. В. Никольский не посвятил ни строчки: с 22 сентября по 20 ноября 1917 г. нет ни одной записи в дневнике. Б. В. Никольского не волновала фактическая сторона событий, однако дневник сохранил его восприятия и эмоциональные реакции. Октябрьская революция произвела на автора удручающее впечатление: «Прожить 47 лет в незыблемом убеждении, что Россия – незыблема, неколебима, нерушима, что перед ней – сияющая вечность, бесконечные победы <…> питать эту веру до конца, до сей минуты не поколебленной, и видеть Россию поруганной, оплеванной, преданной, битой, ведомою на позорное распятие <…> Я думаю, наступает самая скорбная часть моего существования»94.

Отношение Б. В. Никольского к началу Гражданской войны было весьма противоречивым. С одной стороны, его подавлял тот хаос, что творился в стране, с другой стороны, «падение в бездну» автор воспринимал как путь к спасению: «О, подлое, подлое, подлое племя, праздный, ленивый, лукавый и распущенный народ! Какими испытаниями, какими палками вогнать тебя в честную, трудовую жизнь? <…> Господи, вразуми народ всею мерою столь заслуженных им наказаний и помилуй Россию!»95

В разжигании войны Б. В. Никольский откровенно обвинял союзников России по Антанте: «В Петрограде на почве голода настроение нервное, злобное и явно разжигаемое незримой агитациею. Положение мне совершенно ясно. Немцы заинтересованы в том, чтоб у нас был порядок, и мы пахали и сеяли. Благородные союзники, будь они трижды прокляты, заинтересованы в том, чтобы немцам ничего с нас не досталось, и потому не жалеют денег на «углубление революции», т. е. усиленно внедряют нам голод, анархию, разорение и нищание»96. Даже восстание левых эсеров в июле 1918 г. и убийство графа Мирбаха, посла Германии в России, он связывал с происками Антанты: «Англичане и французы денег не жалеют и горячо приглашают немцев на восток: пожалуйте – здесь многие до Вас бывали! Поставили горчишник на Мурмане, теперь делают пробный прокол в Москве – пожалуйте! Вот Вам и «союзническая» ориентация!»97