Гражданская война в России (1918–1922 гг.)

Новосозданные советы наследовали функции консистории, но отличались по принципу своего формирования и составу (включали мирян и представителей церковной интеллигенции, в основном из церковных учебных заведений). Они формировались на основании Соборного определения об епархиальном управлении291, в разных регионах начав свою деятельность в разное время, но во второй половине 1918 г. они появились уже повсеместно. В состав совета входили председатель, члены (штатные и внештатные), секретарь-регистратор, делопроизводитель, казначей. Общая численность доходила до 20 человек (большинство составляли внештатные члены), в крупных и материально обеспеченных епархиях – до 30 человек.

Основной формой работы совета были собрания (регулярные заседания), на которых рассматривались вопросы церковного управления, церковной дисциплины и внутрицерковной жизни: о нарушении церковной дисциплины, о соответствии их занимаемым должностям; осуществлялись назначения на приходы – перемещение клира. Совет решал внутрицерковные споры, в основном между благочинными и духовенством, занимался проблемами взаимоотношений с инославными и их переходом в православие. В исключительной компетенции епископа остались только бракоразводные вопросы, но и по ним делопроизводство осуществлял совет. Рассматриваемые советом вопросы оформлялись в журналах заседаний, его решения вступали в силу после утверждения правящего архиерея, но во многих случаях оно было формальным.

Изменили ли советы характер и природу решений по управлению епархией? В данном случае скорее следует отметить, что совет принимал решения особого характера в новых социальных условиях. Если над деятельностью прежней консистории довлела незыблемая традиция, ощущалось влияние кумовства, а иногда и проявления коррупции, то постреволюционные советы действовали в принципиально новых реалиях. Основную проблему составляло замещение репрессированных или выбывших по другим причинам членов причта. Сопутствующая нехватка средств, отягчаемая гиперинфляцией, избавляла советы от самой возможности былых консисторских соблазнов.

Чрезвычайный характер периода функционирования епархиального совета создавал заметные трудности в его работе, в самой возможности реализации управленческой функции. Необходимость выстраивания взаимоотношений с органами светской администрации, материально-бытовые сложности в самой организации деятельности (вплоть до нехватки писчей бумаги – большую часть периода своего существования епархиальный совет пользовался бланками Смоленской консистории) – были ключевыми обстоятельствами эпохи. Многие из поступавших в совет просьб он не был в силах удовлетворить из–за отсутствия как ресурсов, так и конструктивных контактов с новой властью на местах, особенно в уездах и волостях, где первые месяцы, а порою и годы после революционных событий, царили анархия и бесправие, распространенным явлением стала стихийная агрессия, проявления которой нередко приписывали «властям». Остро ощущалось нарушение связи с высшей церковной властью. Образовался информационный вакуум, в условиях которого иные из архиереев бездействовали, в то время как другие брали ответственность на себя и становились борцами за права и возможности своих пасомых.

Ухудшение положения органов епархиального управления в сравнении с дореволюционным временем, сужение их реальных возможностей год от года на протяжении 1918–1921 гг. ясно характеризуют отчеты секретарей совета292. При этом церковный центр, сам лишенный прежних возможностей, делегировал некоторые полномочия епархиям и ожидал самостоятельности, а порою и оставлял епархии наедине с необходимостью решения сложных проблем взаимоотношений с новыми органами власти. 16 мая 1918 г. Святейший патриарх и Священный синод в соединенном присутствии решали вопрос «защиты пред правительством имущественных и иных прав Православной Церкви», постановив «местным духовным властям немедля искать и требовать удовлетворения от губернской правительственной власти»293.

Указ продолжал и развивал курс на активизацию провинциального духовенства и паствы. Основы его были сформулированы в первом послании патриарха Тихона от 19 января 1918 г., гласившем: «…братие архипастыри и пастыри, не медля ни одного часа в вашем духовном делании, с пламенной ревностью зовите чад ваших на защиту попираемых ныне прав Церкви Православной…»294. Документ давал установку на противодействие реализации установлений «богоборческой власти» (главным образом, мероприятий по реализации Декрета СНК о свободе совести, церковных и религиозных обществах от 23 января (5 февраля) 1918 г.), хотя ряд авторов аргументированно заявляет о последовательном размежевании высшей церковной власти от любой политической и гражданской активности295.