Гражданская война в России (1918–1922 гг.)

Сложным было положение белого духовенства. Массовым явлением периода Гражданской войны было привлечение священников к ответственности в судебном порядке по делам «о непризнании советской власти». По таким обвинениям трибунал приговаривал как к условным, так и к реальным срокам заключения на 1–3 года. В вину вменялось «неисполнение приказа о сдаче регистрационных книг в нотариальный отдел» (их изъятие происходило в губернии в июле – ноябре 1918 г.)312, обсуждение прихожанами декрета об отделении церкви от государства, «повлекшее беспорядки»313. Распространенной была практика удаления священников за пределы губернии314. Все эти меры судебного преследования духовенства влекли за собой освобождение мест в приходах. Их замещение являлось постоянной заботой епархиального совета. При этом сложился порядок, позволявший учитывать интересы прихожан и членов причта: решение о назначении на приход принималось советом с учетом полученных прошений.

В ответ на репрессии Высшее церковное управление 22 ноября 1918 г. постановило, что «за арестуемыми и заключенными в тюрьмы членами клира должно быть сохраняемо все причитающееся им по занимаемой должности содержание… обеспечение сиротствующих семейств членов клира… должно составлять предмет заботы и попечения тех приходов, где они проходили свое служение»315. Это решение, судя по делопроизводственным документам совета, стало основой действий правящего архиерея Смоленской епархии в отношении пострадавших членов клира. Документ перекладывал основное бремя заботы о репрессированных на приход и епархиальное управление.

Тем временем, как удалось установить по рапортам благочинных, уже в первый год советской власти в Смоленской губернии по обвинению в контрреволюционной деятельности и в столкновениях с представителями власти погибли 15 клириков316. Число арестованных установить не представляется возможным.

Первые массовые столкновения священства с исполнительными органами на местах пришлись на лето – осень 1918 г. на фоне кампании по изъятию метрических книг. Священники отказывались передавать их гражданской власти, нередко эти конфликты происходили в присутствии красноармейцев317.

Тяжесть положения семей репрессированных ярко иллюстрирует письмо жены расстрелянного священника Николая Добромыслова правящему архиерею: «Мой муж, священник села Введения Николай Добромыслов, 31 прошедшего октября разстрелян. Я осталась с шестью непристроенными детьми, из них четверо учатся, без всяких средств. Для поддержания меня с детьми согласился поступить священником в село Введения мой родной дядя, священник села Икминского Боровского уезда, Калужской епархии Константин Казанский <…> Вынуждаюсь умолять Ваше Преосвященство назначить его, чем спасете меня с детьми от нищеты и горя, а главное, окажете мне, убитой кошмарным горем, и сиротам моим христианское милосердие и утешение»318. В многочисленных подобных прошениях заявители сами предлагали пути решения своих проблем – это был единственный действенный путь.

Помимо привычных для церковной среды конфликтов революционное время привнесло новые. Так, благочинный и члены причта одного из приходов Рославльского уезда обвиняли псаломщика села Максимкова Смирягина в службе делопроизводителем в исполкоме (эта служба освобождала от тыловой повинности), требуя его исключения из причта319. Нарекания со стороны религиозного общества вызывали случаи нарушения целибата, распространившиеся в то время. Так, в селе Шаровичи Жиздринского уезда объявился бывший иеромонах Митрофаний, оставивший монастырь, сожительствовавший «гражданским браком с девицей, привезенной из той местности, где он был монахом». Обеспокоенные верующие утверждали, что «поступки иеромонаха Митрофания Ильюхина позорят духовенство и религию»320.

По мнению О. Ю. Васильевой, исключительное революционное влияние на православное общество оказало давление большевистского правительства на институт христианского брака321. Его десакрализация, а затем и распространившиеся опыты эмансипации и «полового раскрепощения» действительно серьезно изменили ценностную карту россиян. Однако, собственно, переходное, раннесоветское время порождало своеобразные казусы с регистрацией браков. Даже представители местной советской власти были столь верны традиции, что в отдельных случаях оказывали давление на священника с требованием повенчать их брак. Один из деревенских батюшек писал: «Сим имею честь донести Епархиальному Совету, что 1920 г. июня 5 дня мною повенчан брак граждан дер. Абрамово под насилием тех граждан, которые были при свадьбе, они грозили мне властью, и я не знавши декрета повенчал брачующихся <…> не из-за выгоды, а лишь спасал себя от советской власти и надеялся на свою духовную власть»322.