Белый дом путем неформальных контактов, которые В. Вильсон санкционировал, через лидера Американского Красного креста Р. Робинса и генерала У. Джадсона, действовавших вместе с эмиссарами ряда европейских стран, надеялся отговорить В. И. Ленина и его сторонников от ратификации Брестского договора. Не получилось. IV чрезвычайный Всероссийский съезд Советов (14–16 марта 1918 г.) «похабный» (по выражению самого В. И. Ленина) мир утвердил413
. Пренеприятный для Вашингтона факт выхода России из войны грозил антигерманской коалиции в лучшем случае серьезной затяжкой войны и значительными людскими потерями, а американцев заставил поторопиться с подготовкой армии для замены «выпавшей из обоймы» союзников России414. Эти события наложились на происходившее в России ужесточение большевистской диктатуры, разгон Учредительного собрания в январе 1918 г. И В. Вильсон стал всерьез размышлять об интервенции в Россию; диалог с большевиками на неопределенное время был прерван.Думается, именно весной 1918 г. у правящих элит держав Антанты и США складывался их образ как симбиоза неисправимых фанатиков, мечтателей и убийц, как несамостоятельной силы, работавшей на Германию и вставшей на тропу предательства интересов и Отечества, и держав Согласия. Их ответ казался логичным: в марте – апреле 1918 г. первые военные контингенты стран Антанты высадились в Мурманске и во Владивостоке. В. Вильсон все более проникался аргументацией европейских партнеров, жестко увязывавших факторы усиления германского влияния в России с крушением надежд на близкую победу в мировой войне. Речь шла о той роли, которую в мощном немецком «весеннем» 1918 г. наступлении на Западном фронте могли сыграть переброшенные после подписания Брестского мира с Востока германские дивизии, о возможностях использования державами Четверного союза сырьевых и продовольственных ресурсов России, о вероятном захвате на ее Севере немцами, а на Востоке – большевиками, и якобы присоединившейся к ним массой военнопленных стран германской коалиции складов с военным снаряжением, о существовавшей со стороны этих сил угрозе установить контроль над участками важнейших железных дорог, прежде всего Транссибирской, и о других опасностях415
.Но президент и его окружение долго колебались, поскольку аргументы «за» участие США в интервенции почти уравновешивались не менее серьезными доводами «против». Армейская верхушка, включая военного министра Н. Бейкера, представителя США в Высшем военном совете союзников генерала Т. Блисса, возражала против отвлечения сил с Западного фронта. В. Вильсон сомневался, поддержат ли отправку солдат в далекую Россию американские граждане. Лидер демократов в уме держал неотвратимо приближавшиеся выборы в конгресс в ноябре 1918 г., которые для реализации задуманных им внешнеполитических инициатив могли стать судьбоносными. А потому нельзя было дать повод республиканцам использовать против себя тот сильный аргумент, что президент поддался на уговоры внешних сил, в том числе и противников большевиков в России, и под их давлением втянул свою страну в новую войну.
Серьезных международно-правовых обоснований для силового вмешательства в Россию было не найти. До вывода большевиками ее из войны Россия была для США союзницей, после ее статус был не определен. Но в этой стране имелись немалые силы, отвергнувшие Брест как национальное предательство и рассматривавшие свою борьбу с «узурпаторами власти» как продолжение участия России в мировой войне и свидетельство выполнения ею своего долга перед союзниками. Вмешательство США в России нарушало милый сердцу президента принцип о праве народов самим выбирать свою судьбу. И главное, было непонятно, примут ли русские помощь иноземцев для решения своих внутренних проблем. Или, наоборот, появление иностранных войск усилит антисоюзнические и пробольшевистские настроения в народной толще.
И все же под давлением союзников, сохраняя серьезные сомнения в правильности своего решения, в июне – начале июля 1918 г. В. Вильсон согласился отправить войска в Россию. Решение далось проще для русского Севера в силу ряда особых обстоятельств416
. И сложнее – в отношении Востока России. Согласие США сдерживала перспектива участия в экспедиции войск Японии, которую в Вашингтоне не без оснований подозревали в широких экспансионистских замыслах в отношении Сибири и Дальнего Востока России. Компромисс между Токио и Вашингтоном был, однако, найден после длительных консультаций. Он заключался в направлении в Россию японских частей одновременно с «уравновешивающими» их контингентами войск западных союзников и США в заранее оговоренных пропорциях417. А вот тема положения в России 60-тысячного чехословацкого корпуса решение Белого дома об участии в интервенции только подтолкнуло. Поскольку открытое его выступление в конце мая 1918 г. против большевистских властей было воспринято Вашингтоном как следствие угрозы с их стороны жизни легионеров418.