В конце «Травы Забвения» Катаев пишет, в еще более сновидчески-беллетризованном ключе, что в Париже случайно встретил после войны того самого капитана Соловьева живым, и он объяснил Катаеву, что по дороге из тюрьмы в гараж выскочил на ходу из грузовика и смог бежать. У нас мало сомнений в том, что если не само имя Петра Соловьева, то уж эта история точно выдумана; но, как видно, очень хотелось Катаеву штабс-капитана воскресить. В «Вертере» рассказывается примерно та же история о чудесном спасении, но на этот раз – безымянного поручика, «которого вели по городу из Особого отделпа в Губчека. Поручик бросил в глаз конвойным горсть табачных крошек и, добежав до парапета, спрыгнул вниз с моста и скрылся в лабиринте торговых переулков». Скорее всего, история эта уже тогда врезалась в память Катаеву, и много лет спустя он, в жажде воскресить руководителя заговорщиков и продлить его дни до 60-х годов, дал ему имя Петра Соловьева и связал с ним упомянутую историю о спасении поручика в слегка измененном виде.
Возвращаемся к реальности твердой. Большинство заговорщиков было расстреляно осенью 1920 года. Виктор Федоров, его жена Надежда и братья Катаевы миновали эту участь по фантастически счастливой случайности – у каждого из них нашлись высокие покровители среди большевистских военных или чекистов.
Первым, довольно рано, освобожден был Федоров с женой. Ему повезло: в феврале 1920 Одессу взял не кто-нибудь, а знаменитый местный под-одесский бандит-робингудоид еще дореволюционного времени, ставший позднее красным командиром – Котовский. Котовскому в 1920 принадлежало громадное влияние на одесские дела. А в 1916-1917 годах, когда ему угрожала царская виселица за бандитизм, активно боролся за его жизнь и свободу не кто иной, как Александр Митрофанович Федоров, отец Виктора. Правда, сам Ал.Митр. как раз бежал от большевиков в февральскую эвакуацию и теперь жил в Варне, но сами большевики этого не знали, а мать Виктора Федорова, жена Ал.Митр., оставшаяся (или оставленная мужем – в "Вертере" говорится, что он ей изменил и бросил ее) в Одессе, кинулась умолять Котовского о спасении сына. Долг был красен платежом, и Котовский обратился к своему давнишнему товарищу Максу Дейчу, ныне пребывающему главарем одесского ЧК, с личной просьбой пощадить Виктора. По преданию, Котовский сказал Дейчу: «Макс, я достаточно сделал для большевистского правительства и требую подарить мне жизнь этого молодого офицера, отец которого в свое время сделал мне не менее ценный подарок!» Дейч оказал дружбу старому товарищу: Виктор Федоров был немедленно освобожден вместе с женой.
Виктор Федоров не обольщался прочностью своего положения: в любой момент он мог быть схвачен снова и расстрелян. Не дожидаясь очередной «посадки», он бежал в Румынию через днестровские плавни, оставив жену дома. Осев в Бухаресте, он дал знать семье о своей участи. Его жена уже в 21 году пыталась тайно перейти границу, чтобы воссоединиться с мужем, но румыны задержали ее и вернули Советам. Ее месяц продержали в ЧК и отдали под суд; прокурор сказал, что в 20-м году за такой побег ее бы попросту расстреляли, но в 21-м (только что начался НЭП!), учитывая смягчающие обстоятельства, – желание воссоединиться с мужем – он требует для нее всего-навсего три года условно.
Тем же летом Надежда с детьми сделала новую попытку бежать, на этот раз морем, в лодке – и успешно: за двое суток они добрались до Варны, где жил ее свекор. Ал.Митр., однако, обрадовал ее известием о том, что за это время Виктор сошелся в Бухаресте с другой женщиной и теперь будет жить с ней (звали его новую избранницу Верой, и была она генеральская дочь). Услыхав это, к Виктору Надежда не поехала и жила потом с детьми в Чехословакии. Мать Виктора, остававшуюся в Одессе, расстреляли в 1937.
А сам Виктор вновь увидел Одессу в 1941 году: он был главным художником оперного театра в Бухаресте, и когда Одессу оккупировали во Вторую войну румыны, несколько раз приезжал в родной город и что-то ставил в Одесском театре. В 1944 году Румынию завоевали Советы; на жизни Федорова это не сказалось, для Советов, не вдававшихся в его отношении в подробности, он был пока что просто румынский театральный деятель. Но в 1945 году он решил оставить Веру и жениться на другой; Вера в отместку разоблачила его как бывшего советского гражданина (таковым он успел побывать в 1920 году), сотрудничавшего с оккупантами (те самые постановки в оккупированной Одессе). Советы немедленно схватили Виктора, судили его и отправили в сибирский лагерь, где тот и умер три года спустя художником лагерного театра.
Все это отражено в катаевском «Вертере» с некоторыми переменами; небезынтересно их перечислить: