Гражданственность и гражданское общество

Из этого следует вывод: существующие сегодня формы гражданского общества обусловлены не столько способностью либо неспособностью граждан к самоорганизации, сколько готовностью либо неготовностью граждан брать на себя властные полномочия, и соответственно, разделять ответственность, а также, что особенно важно, делегировать свою свободу кому-то, кроме государства. Что, впрочем, не удивительно. Известный в отечественной литературе пример самоорганизации как формы гражданского общества — Домком (кондоминиум) под предводительством Швондера из известной пьесы М. Булгакова оставляет не лучшее впечатление.

И третий основополагающий признак, определяющий принадлежность той или иной ассоциации к гражданскому обществу, — это возможность свободного и рационального выбора различных ассоциаций, созданных по инициативе граждан. Важным свойством гражданского общества является то, что граждане объединяются в гражданские ассоциации на основе свободного и рационального выбора. Дело в том, что всевозможные ассоциации традиционного типа существовали во всех обществах всю историю человечества. Например: они объединялись по этническому, религиозному, племенному, сословному и другим критериям. Членство в подобных ассоциациях не было свободным и рационально осмысленным, а принималось как естественная, «природная» обязанность и право, что бы ни лежало в основе подобного объединения: традиция или некое «природное» свойство. Английский антрополог и социолог Э. Геллнер, возражая против отождествления различных форм «первичной солидарности» с элементами гражданского общества, полагал, что факт независимости традиционных и «квазитрадиционных» ассоциаций от государства не может быть основанием для причисления последних к гражданскому обществу, ибо они защищают интересы своих членов ценой индивидуальной свободы, приносимой в жертву общине [58, с. 48]. Поэтому можно сказать, что гражданское общество и гражданские ассоциации возникают с появлением рационального мышления и рационального индивида как базовой единицы общества, т. е. только в Новое время.

В рамках подобного подхода, осмысливая современную ситуацию с гражданским обществом на Западе, можно констатировать существенные изменения в данном феномене. Эпоха постмодерна вызвала к жизни большое количество различных гражданских ассоциаций, не имевших аналогов в индустриальную эпоху. Свободное и рационально осмысленное членство в той или иной ассоциации уступило место естественным, традиционным, по существу иррациональным мотивам вступления в нее. На смену партиям, профсоюзам и другим гражданским организациям пришли сообщества сексуальных девиантов, легальные сообщества этнических меньшинств, субмолодежные, религиозно-сектантские и т. п. ассоциации, места которым не было в эпоху абсолютного могущества национальных государств. Основания для членства в подобных ассоциациях лежат вне свободного и рационального выбора. Сексуальные меньшинства идентифицируют свои особенности с врожденными качествами, этничность также выглядит как характеристика, независимая от свободной воли человека. Таким образом, основания для членства в подобных ассоциациях не являются результатом свободного и рационального выбора. Более того, трудно не заметить по последним событиям во Франции, России, США и других странах склонности подобных сообществ к тоталитарности, пренебрежительному отношению к закону, к закрытости от посторонних мира меньшинств. Как следствие меньшинства, в первую очередь этнические, являются питательной средой для возникновения криминальных, асоциальных сообществ.

Подобные ассоциации с полным правом можно определить как «квазитрадиционные» и вслед за Геллнером с полной уверенностью отказать им в праве определяться в качестве элементов структуры гражданского общества. Принимая во внимание, что вес подобных сообществ растет, а формы, методы деятельности и принципы их организации экспортируются в привычные для нас гражданские ассоциации, учитывая также, что многие классические гражданские организации вроде профсоюзов и политических партий теряют в современном мире свою значимость либо меняют внутреннюю сущность, можно признать, что институциональный кризис гражданского общества на Западе налицо. Скорее сейчас можно говорить о «симуляции» институтов гражданского общества [105].

В этом плане сложный и дискуссионный вопрос, насколько местное самоуправление можно признавать институтом гражданского общества, разрешается на основе предложенных критериев определения гражданского общества. Во-первых, индивидуум не в состоянии свободно и рационально вступить или выйти из определенной общности, организованной структурами местного самоуправления. Конечно, теоретически можно поменять место проживания, но на практике такая возможность нереальна для подавляющего большинства людей. Во-вторых, структуры местного самоуправления, его формы и сам институт императивно определены конституцией и иными законодательными актами и не являются продуктом самодеятельности граждан.