Гражданственность и гражданское общество

Пока, как правило, социологи в исследованиях идут по пути прямых вопросов о необходимости или ненужности гражданского общества в нашей стране. Между тем изучение гражданского общества должно выражаться не с помощью вопросов типа: «как вы считаете, развитие гражданского общества: это хорошо или плохо?», «необходимо ли в нашей стране гражданское общество» и т. п., а в выяснении того, готов ли каждый гражданин в реальной ситуации отчуждать свою свободу в пользу той или иной гражданской ассоциации? Доверяет ли он распоряжаться своей свободой институтам гражданского общества? Как свидетельствуют опросы в Беларуси, большинство опрошенных белорусов доверяют государственной власти в лице Президента Республики Беларусь (свыше 60 %) и различным ветвям власти (Национальному собранию, Совету министров, конституционному суду и местной власти — более трети опрошенных соответственно каждой ветви власти). Таким же общественным ассоциациям, как независимые профсоюзы, доверяют только 15,6 % респондентов, политическим партиям — 9,8 %, представителям зарубежных организаций, фондов в Республике Беларусь — 12,4 %, оппозиционным партиям и движениям — 4,7 % респондентов[2].

Та же тенденция в общественном мнении наблюдается в отношении к «защитным» мерам. Если в советскую эпоху большинство людей со своими проблемами и нуждами шли в профкомы, завкомы, партийную и комсомольскую ячейку (сейчас этим структурам отказано в праве называться элементами гражданского общества), то сегодня большинство в решении своих проблем надеется только на государство (на суд — 26,2 %, милицию — 24,5, друзей и знакомых со связями — 17,5 % респондентов). Обратились бы за защитой в общественные правозащитные организации лишь 3,6 %, а в профсоюзы — 3,7 % респондентов.

Традиционная методология изучения гражданского общества, получения и трактовки социологических данных не объясняет их противоречивости, так как с точки зрения западной теории гражданского общества факт доверия государственным структурам и недоверия гражданским ассоциациям (партиям, профсоюзам и др.) абсурден. Поэтому, как следствие, полученные в опросах данные приобретают не научное объяснение, а мифологические трактовки в зависимости от пристрастий авторов (вера народа в доброго царя; рабская от рождения натура простых людей; отсталость от западной демократии и т. д.).

Глава 3 Социальные ресурсы управляемости обществом в восточнославянской цивилизации

3.1. Генезис институциональных форм и способов управляемости в обществе

Рассматривая специфику отечественного социума, уясняя его основания, необходимо также обратиться к наиболее глубоким истокам нашей культуры. Они в громадной степени лежат в специфике восточного православия и византийской цивилизации, через которую восточнославянские народы приобщились к мировой культурной традиции. Православие, а через него и государственная и общественная организация, соотношение общества и власти в немалой мере имеют своими основаниями принципы, выработанные тысячелетней историей византийского царства. Многое, от очевидного, как, например, придворный царский церемониал, до сущностного, как идея симфонии, и забавного, вроде ношения густой бороды, было заимствовано русским миром из византийской культуры. Не только в духовной сфере, но и «ряд частных сторон государственного, правового и социального строя Древней Руси отразил на себе влияние образцов и идей византийской церковности. Блестящий анализ этой материи в применении к домонгольскому периоду дал Ключевский, показавший, как преобразовывалось по Номоканону наше право уголовное, гражданское, имущественное, обязательственное, семейное, брачное, как возвышалась женщина, как таяла холопская неволя, обуздывалась кабала ростовщичества и тому подобное. Анализ Ключевского применим в известной мере и ко всей старорусской эпохе: и к судебнику Иванов III и IV, и даже к уложению царя Алексея Михайловича» [114].

Путь Византии, а затем и восточнославянского, русского мира имел и имеет фундаментальные отличия от пути европейского, и источник этого расхождения лежит в глубокой древности. Заметим, что название «восточнославянская цивилизация» в мировой литературе не употребляется и страдает рядом недостатков (например, оно не учитывает то, что к этой цивилизации принадлежат неславянские народы, т. е. в него введен расово-этнический признак). Как правило, ее называют российской или русской цивилизацией (О. Шпенглер, Н. Я. Данилевский, А. Тойнби, П. Сорокин, Ф. Бродель, Ю. Бэгби, К. Куигли, С. Хантингтон, И. Валлерстайн). Однако в современной литературе термин «восточнославянская цивилизация» стал общепринятым, что и обусловило употребление его в нашей работе.