Гражданственность и гражданское общество

Обвиняя Российскую империю в относительно позднем решении крепостного вопроса, необходимо помнить, что решить его на 100, например, лет раньше у властей физически не было возможности. Еще Екатерина II была убеждена в необходимости отмены крепостного права. Павел готов был упразднить этот институт, Александр I составлял прожекты, а Николай I все свое царствование назначал комиссию за комиссией, желая во что бы то ни стало еще при жизни решить крепостной вопрос. Ему это не удалось, но в заслугу ему надо поставить энергичные меры по развитию русской бюрократии, чиновничества, служащего за казенное жалование, а не по поземельной обязанности.

Но пока такая бюрократия не была создана, никакое освобождение крестьян было невозможно, ввиду невозможности удовлетворить государственную нужду в управлении громадными территориями и людскими, крестьянскими массами. Бюрократия как социальная группа и была инструментом, в некоторой степени удовлетворяющим эту государственную потребность. С ее появлением возникла возможность ликвидации крепостной зависимости крестьян. «Русская дореволюционная бюрократия была создана Императором Николаем Первым в качестве опорной точки для освобождения крестьян: не было никакой физической возможности реализовать освобождение крестьян, опираясь исключительно на дворянский государственный аппарат» [226, с. 44].

Впрочем, надо заметить, что русская бюрократия была крайне слаба, численность ее была, очевидно, недостаточна. Это одна из главных причин ее слабой эффективности, несмотря на высокие темпы ее количественного роста. Так, в четыре раза, до 60 тыс. чел., чиновничество выросло в первой половине XIX в., а к 1857 г. бюрократический аппарат вырос еще на 50 %. Таким образом, численность чиновников росла втрое быстрее, чем население страны (население выросло за указанное время вдвое). Стабильно росла численность чиновников и во вторую половину XIX в., достигнув к началу XX в. (1903 г.) 384 тыс. чел., а вместе с канцелярскими служителями — не менее 500 тыс. чел. [98, с. 71].

Несмотря на указанный рост, относительная численность чиновников далеко отставала от показателей развитых европейских стран: в конце XVIII в. один чиновник приходился на 2250 чел., в 1851 г. — на 929 чел.; в 1903 г. — на 335 чел. [98, с. 221]. В середине XVIII в. в Пруссии пропорционально ее территории чиновников было более чем в сто раз больше, чем в России. В 1900 г. соотношение численности управленческого аппарата к численности населения составляло лишь треть такового во Франции и половину — в Германии [185, с. 78].

Одной из причин недостаточной эффективности российской бюрократической машины был низкий образовательный уровень большей части чиновничества. Такое положение было связано с отсутствием учебных заведений на начальном этапе и недостаточным их количеством позже. По данным П. А. Зайончковского, даже среди принятых на службу в 1894 г. лица с высшим образованием составляли 32,52 %, со средним — 15,05 % и с низшим — 52,43 % [98, с. 34].

Такая ситуация сопровождалась и осложнялась крайне низким жалованием, выплачиваемым чиновникам, особенно низших классов. Жалованье некоторых низших категорий госслужащих было ниже, чем даже доход лакея (в начале XIX в. жалованье канцелярского служителя не превышало 200 руб., в то время как лакей получал 183 руб., камер-лакей и швейцар — 203, кучер — 401, лейб-лакей — 463 руб. в год [190, с. 150]).

Подобная ситуация имела место вплоть до падения романовской династии, а ведь нужно учитывать, что на содержание управленческого аппарата в начале XX в. уходило 14 % государственного бюджета (в Англии — 3 %, Франции — 5 %, Италии и Германии — по 7 %). Россия была относительно бедна, и даже низкий по численности бюрократический аппарат обходился ей слишком дорого.

В этих условиях у государства не было иного выхода, как обратиться к земскому опыту и попытаться всемерно опереться на местное самоуправление и гражданственность образованного сословия государства. Более того, очевидная и острая нужда государства идеологически оформлялась в рамках уже сравнительно развитой русской философии, особого, самобытного понимания идей гражданственности, отношения народа и власти, имеющего корни в системе православного мировоззрения.

Земские учреждения, понимаемые крупнейшими идеологами этого движения лишь как первый шаг на пути преобразования российского общества, по многим причинам оказались шагом последним и единственным в рамках рассматриваемой эпохи.