Гребаная история

Чудовищного внедорожника «Супер Дьюти» нигде не было видно. Я не знал, каким образом Даррелл выкрутился, чтобы вернуться на остров незамеченным, – может быть, морем, несмотря на грозу. Я вывалился на ведущий к маяку земляной подъем, покрытый песком и гравием, окруженный высокими скалами. Заброшенный дом и маяк были огорожены низкой стеной. Я прополз под ней, дверь на маяк была открыта… На короткое мгновение я подумал о ловушке, в которую затягивал меня Даррелл. Но был ли у меня выбор? Я не сомневался, что он способен сбросить Чарли вниз.

Я вошел.

Ступеньки внутри закручивались спиралью, и только металлические поручни, выглядевшие чертовски тонкими, удерживали от смертельного падения. На самом верху я увидел свет. Сердце застучало как сумасшедшее.

Я начал карабкаться наверх. Честно говоря, чертова лестница казалась просто свински неустойчивой. Рука цеплялась за перила, но меня не покидало ощущение, что достаточно пошатнуться, чтобы вырвать их с корнем. Ветер пел в ушах – словно бог, засунув нос в башню маяка, играл на ней, как на флейте.

– Поднимайся, – коротко произнес голос, от которого у меня сжались яйца.

Я послушался. Верхней площадки я достиг, задыхаясь, лоб покрылся потом. Я добрался до последних ступенек… Головокружение почти приклеивало меня к стене, ноги размягчились. Я не осмеливался смотреть в сторону пустого пространства.

Моя голова появилась на уровне платформы.

Оттуда, где я находился, через зияющий дверной проем кабины я видел спину и затылок Чарли, его руки над поручнями и запястья, привязанные к ржавой железной решетке тремя витками хлипкого шпагата. Страх, головокружение, сама ситуация: горло мне перекрыл твердый комок, я был не в состоянии сглотнуть. Рев океана и шум дождя, стучащего по металлической крыше, скребли по нервам.

– Подойди, – приказал Даррелл.

Чарли больше не говорил. Он слегка повернул голову, и я видел его искаженное лицо. Должно быть, он, как и я, спрашивал себя, что мне делать. Он знал, что я – его последняя надежда, и на его месте я не поставил бы и доллара на то, что у меня есть хоть какие-то шансы выпутаться из этого.

Я преодолел две последних ступеньки. Платформа еле заметно вибрировала то ли под моим весом, то ли от ветра. У меня упало сердце, когда я увидел физиономию Даррелла, снаружи, за изогнутым грязным стеклом. На меня смотрели маленькие раскосые глаза, прозрачные и сумасшедшие. Даррелл улыбался.

– Иди сюда, – произнес он. – Давай, прогуляйся наружу, красавчик Генри.

Я сделал шаг на круговой балкон, ветер взревел у меня в ушах.

За Чарли море было белым от пены, полное впадин и выпуклостей. Его поверхность то поднималась, то опускалась, производя впечатление, будто вся планета набухает и опадает, набухает и опадает.

Мной овладел смертельный страх. Мы были так высоко – подвешенные в пустоте…

– Наружу! Наружу! – скомандовал Даррелл. – Ну, вперед!

Платформа вибрировала под моими шагами. Мне казалось, будто все вокруг шевелится: маяк, земля, стены. Меня бы не удивило, если б балкон вдруг отделился от стены, увлекая нас в ревущую пропасть, которую я видел между ромбами пола. Я почувствовал, что вся кровь отхлынула в ноги и ступни; вибрация, которую я ощущал сквозь подошвы, ни капли не способствовала успокоению.

Чувствуя, как кишки скручиваются узлом, я обернулся к Дарреллу, как раз для того, чтобы увидеть, как он хватает меня за воротник и толкает дальше, к ограждению.

– Грязный маленький ублюдок!

Оутс пихнул меня к перилам, о которые я сильно ударился поясницей. Верхняя часть тела опасно прогнулась над ними, затылок оказался над пустотой, и я ощутил жгучую боль в позвоночнике.

Ледяной дождь обжигал мне глаза, вытаращенные от ужаса, лился на голову и на волосы.

Я взвыл:

– Черт, нет! Только не это!

Пальцы, сжавшиеся на моей шее, были единственным, что удерживало меня от падения. Даррелл наклонился надо мной; теперь я мог чувствовать его дыхание, которое, чуть прикрашенное алкогольными парами, напоминало запах из стоков канализации или запущенного погреба.

– Грязный дерьмовый урод! Грязный маленькой говнюк! – повторил он.

– Я ничего не сделал! Клянусь! Я ничего не сделал!

Волны разбивались о скалы.

Кровь у меня дошла до кипения.

Мозг пульсировал, будто внутри черепа билось огромное сердце; мысли ударялись о его стенки, как летучие мыши, пойманные в ловушку.

– Пощадите! Мы ничего не сказали! Клянусь вам!

Прямо над нашими головами с пронзительным криком парила чайка. Она словно убеждала Оутса меня столкнуть. Я видел ее клюв, который открывался и закрывался, и белоснежное брюшко.

И луч маяка, прожигающий небо.

– Ты хочешь, чтобы я поверил, будто это совпадение: ты с приятелями заявляешься к нам, а несколько дней спустя поганые копы устраивают облаву? За дурака меня держишь?